В доме достойного купца началась настоящая паника, когда узнали, что сиятельная герцогиня Глостер почтила посещением их подворье. Все домочадцы высыпали наружу, кланялись высокородной даме, она же вдруг попросила оставить ее в покое и, как простая горожанка, уселась на каменную тумбу у ворот и все глядела на дом, словно грешник на врата рая.
Неудивительно, что она так долго не могла найти это здание. У дома появились новые пристройки, а когда-то беленый фасад приобрел буро-коричневую окраску. У Анны едва слезы не навернулись на глаза, когда под штукатуркой она разглядела почти стесанное изображение герба прежнего владельца. Парящий орел, который больше никогда не взмахнет своими крыльями… На этой тумбе девять лет назад сиживал вспыльчивый, острый на язык мальчишка Алан Деббич, на этом крыльце рыдала бедняга Меган Майсгрейв, а в эту высокую стрелку флюгера они целились вместе с Гарри Баттсом, побившись об заклад. Сквозь пелену слез Анна словно воочию видела минувшее: Филипа, фехтующего с Оливером, проницательного Бена Симела, сдерживающего Кумира, побратимов Большого и Маленького Тома, силача Френка, набожного рубаку Шепелявого Джека, щеголеватого Патрика Лейдена* в сверкающей каске… И себя – в ботфортах, с арбалетом, в высокой шляпе с лихо заломленными на затылке полями, дерзкую и смешливую, пьянеющую от мысли о необыкновенных приключениях и замирающую под взглядом синих глаз прекрасного рыцаря. Сколько воды утекло с тех пор…
Эти воспоминания, воспоминания о былой счастливой жизни, словно оглушили Анну. Ей вдруг стало невыносимо играть роль сиятельной и великолепной герцогини. Вернувшись к себе, она отослала свиту и, отказавшись принимать кого-либо, до сумерек просидела в пустой комнате, в нише большого окна. Лицо Анны было печально и задумчиво, по нему пробегали тени, молодая женщина то улыбалась каким-то своим мыслям, то печально и горестно вздыхала.
Когда стемнело, над деревьями окружающего замок сада всплыла огромная полная луна. Анна не отрываясь глядела на ее сверкающий диск. Луна всегда была ее другом. Ах, те гипнотические ночи на юге Франции в Бордо, когда они с Филипом любили друг друга под хор цикад, или та отливающая старым серебром ночь в Лондоне, когда они вновь встретились после долгой разлуки, или полнолунные ночи над долиной Нейуорта, когда из дымного зала она поднималась на стены замка, вглядываясь в темные силуэты гор на фоне усыпанного звездами неба… Там ее находил Филип, и они бродили в сумраке вдоль стен или заключали друг друга в объятия в тени сторожевых башен, пока деликатное покашливание приблизившегося часового не заставляло их опомниться… Теперь же под сияющей луной она была совершенно одна.
Герцогиня медленно поднялась. Открыв высокую балконную дверь, Анна вышла на внешнюю галерею и спустилась в сад.
Серебрились стволы деревьев, нежная, еще по-весеннему негустая листва пропускала легкие потоки призрачного света. Анна вдохнула сырой вечерний воздух и зябко поежилась. Со стороны Йорка слабо доносился гомон затихающего города, порой подавала голос ночная птица. Освещенная луной длинная аллея доходила до стены ограды. Здесь, в самом отдаленном углу, стояла увитая плющом беседка. Неожиданно слуха Анны достиг перезвон струн. Она хотела было повернуть назад, но из тени беседки к ней с лаем устремился Пендрагон. Герцогиня сразу поняла, кому еще не спится в эту лунную ночь. Ее дог в последнее время привязался к Уильяму Херберту и предпочитал его общество обществу бывшей хозяйки. Анна остановилась. Наконец юноша вышел ей навстречу, в его руках была лютня.
– Что вы играли, Уил? – спросила герцогиня, медленно приближаясь.
Юноша поклонился, а когда заговорил, в его голосе звучала некоторая дерзость.
– Вам это не понравится, миледи. Эту песню сложил легкомысленный человек, правитель Флоренции, а ваш супруг не одобряет фривольных песен.
– И все же спойте ее мне.
Она присела на каменную скамью, полукругом тянувшуюся вдоль беседки.
– Обещаю, что, даже если она не вполне пристойна, я не стану осуждать вас.
Какое-то время юноша молчал. Сыну казненного Уорвиком Херберта было трудно петь для его дочери. Анна понимала это и не удивилась бы, если бы юноша отказался. Но Уильям запел. Прелестная мелодия, приятный молодой голос и певец, отлично владеющий итальянским. Анна улыбалась, слушая его.
