Этой зимой Анна много времени уделяла Кэтрин. Она учила ее всему, что положено благородной леди: изысканным манерам, знанию латыни, умению достойно держаться, вести учтивые речи, красиво вышивать. Девочка училась охотно. В ее возрасте Анна, с ее своенравным характером, куда больше сопротивлялась обучению. К ней это пришло вместе с расцветающей женственностью, когда она пожелала стать красивой. Кэтрин же с детства знала, что хороша, и всегда мечтала стать той прекрасной девой, ради которой ее рыцарь совершит множество подвигов. Поэтому она с таким вниманием слушала истории Томаса Мэлори и с такой охотой обучалась чтению. Она была поразительно способной, легко все схватывала и вскоре сама стала читать матери.
Однажды ночью Анна заметила в рефектории свет и, накинув плащ, спустилась вниз. Деревянные ступени лестницы громко скрипели у нее под ногами, однако Кэтрин даже не повернулась на звук ее шагов. Укутавшись в овчинную накидку, поджав под себя ноги, девочка сидела перед раскрытой книгой. Лампа коптила, бросая на страницы книги тени. Кэтрин беззвучно шевелила губами и, когда мать погладила ее по голове, вздохнула разочарованно.
– Дитя мое, ты погубишь свои красивые глазки, если будешь читать в такой темноте.
Девочка смотрела на мать серьезно и отрешенно. Она вся была во власти истории любви Тристана и Изольды. Анна догадалась об этом, взглянув на миниатюру на пергаменте. Изящные, несколько удлиненные фигуры влюбленных на борту корабля, обращенные лицами к читателю. Длинные белые волосы Изольды спадают до земли из-под зубчатого венца… Золотые кудри Тристана касаются плеч. Он изображен в модном ныне пурпуане[24] с широкими рукавами, в черных штанах-чулках и узких башмаках с длинными носами.
Рука Кэтрин с неровно обкусанными ногтями ласково погладила Тристана.
– Какой красивый, правда? Я буду просить Пречистую Деву, чтобы она помогла мне стать женой такого же принца.
Анна улыбнулась. Девочка всегда мечтала в один прекрасный день проснуться принцессой. Что ж, если то, что задумал Ричард, сбудется, ее мечта может стать явью.
«Смерть Артура» произвела впечатление и на Анну. В отличие от монахинь и маленькой Кэтрин, она ясно видела нереальность и наивность многих коллизий романа. Вместе с тем они были полны и чарующего простодушия, и бесхитростного изящества. Замысловатая комбинация древних легенд и модной куртуазности. Особенно забавно было это отмечать, вспоминая самого автора – пьяницу, блудника и смутьяна. Однако постепенно Анна увлеклась сюжетом и ее стали волновать любовные злоключения героев Мэлори. Они любили, мучились ревностью, страдали, как некогда и они с Филипом. Но их чувствам не понадобились ни чары, ни любовные зелья, ни ворожба. Они полюбили друг друга в скитаниях, как легендарные девы и рыцари сказаний, но им не повстречались заколдованные замки, на них не нападали таинственные воины и злые волшебники… Хотя… хотя именно так все и было.
На Рождество, когда в очаге запылало святочное полено[25], Анна вдруг принялась рассказывать, как в Нейуорте укладывали в камин самое большое дерево, какое только находили в округе, и никто не покидал зала, пока оно не сгорало, так что челядь, дети, собаки устраивались спать здесь же, на лавках, или прямо на полу. Многие были навеселе, пение, смех и шутки сливались в сплошной гул. Просто удивительно, как умудрялись засыпать среди подобного шума дети, однако увести их из большого зала в эту ночь было невозможно.
Кэтрин, разомлев от тепла и сытного пудинга, уже начала дремать, привалившись к боку сестры Агаты, но тут же встрепенулась и стала, в свою очередь, вспоминать Рождество в Нейуорте. Анна улыбалась, слушая дочь, и вдруг поймала светлый взгляд матери Эвлалии.
– Да будет благословен святой Мартин! Наши мольбы услышаны!
Она улыбнулась и прикрыла ладонью безобразную губу.
– Это значит, что скоро вы оживете, миледи Анна!
Анна привыкла к монастырю, и порой ей даже не верилось, что в ее жизни что-то может измениться. Зато Кэтрин буквально трепетала от мысли, что однажды приедет герцог Ричард и увезет их в свой прекрасный замок Понтефракт. О, Кэтрин так рвалась отсюда, ее утомляла зима, и почти каждый день она допытывалась у матери, когда же они наконец уедут.
