Это было невеселое Рождество. Единственным светлым моментом для Анны на празднестве была встреча с дочерью. Правда, происходило все это на людях, и королева не смогла даже толком поговорить с девочкой. Похоже, Кэтрин чувствовала, что между королем и ее матерью что-то не ладилось. Взгляд ее был испуганным, она смотрела на Анну с волнением, словно порываясь что-то сказать, но сама королева сделала ей предостерегающий жест, боясь, как бы Ричард не выместил своего дурного расположения духа на девочке. Все, на что решилась Кэтрин, – это поцеловать королеве руку.
– Вы так прекрасны, матушка. Ваша болезнь… она не повредила вам.
– Но мне далеко до вас, моя принцесса, не так ли?
Кэтрин невольно улыбнулась. Она очень повзрослела за последние полгода, фигурка ее потеряла детскую угловатость, стала более женственной. Тревожные размышления и отнюдь не детская наблюдательность придавали выражению ее глаз глубокую серьезность.
Когда Анна во время скучного рождественского пира негромко осведомилась у супруга об их сыне, он злобно взглянул на нее.
– Разве вас интересует мой сын?
Взгляд королевы говорил, что подобный вопрос просто нелеп. Ричард повел плечами.
– Вы же знаете, что с наступлением холодов он всегда чувствует себя неплохо. Сейчас он в Шеффилде, далее везти его я не решился. Он все еще слаб.
Пожалуй, это были единственные слова, которыми обменялись супруги. Анна, правда, надеялась узнать, сообщил ли Джеймс Тирелл королю о ее причастности к «несчастному случаю» в главном зале Вудстока и к злополучному падению Дайтона. Однако реакция короля, неприязненная, но спокойная, утвердила ее в мысли, что Черный Человек промолчал. Сам Тирелл также присутствовал на банкете – как всегда, в черном бархате, с единственным украшением – золотым поясом с кинжалом. Он был холоден, учтив с нею и с королем, но старался держаться в тени. Анна заметила, что это не составляет для него труда, ибо люди словно сторонились его, он всегда находился в одиночестве. Однако видела она и то, что ни стражники, прибывшие с ней, ни ее фрейлины не избегают его, а однажды она даже приметила, как Дебора о чем-то спокойно беседует с Черным Человеком в тени оконной ниши.
– О чем это ты секретничаешь с Тиреллом, Деб? – довольно язвительно спросила королева при встрече с баронессой.
Но Дебора взглянула на нее с удивлением.
– О сырых дровах.
– О чем?
– Ваш венценосный супруг, миледи, как мне кажется, все-таки стремится доказать, что вы чахнете от болезни, и поэтому именно в вашу опочивальню подают самые сырые дрова для каминов, к тому же в ничтожном количестве. Вы, правда, даже не заметили этого, а я и мисс Джудит чувствуем себя довольно скверно. Поэтому я попросила Тирелла проследить за этим. Не так уж и приятно мне было говорить с ним, смею заверить, но он смыслит в подобных делах и может отдать соответствующие распоряжения.
– Неужели ты думаешь, что он сделает хоть что-то вопреки намерениям короля?
– Посмотрим. По крайней мере, он обещал.
Вечером у Анны в комнате и в самом деле было необычайно тепло, а Тирелл сам принес ей подогретого вина с корицей. Это была их первая встреча в Виндзоре.
– Вы доложили королю о причинах несчастья с Форестом и Дайтоном?
– Нет, ваше величество.
– Почему?
Он не ответил, молча поклонился и направился к выходу.
– Что вы за человек, сэр Джеймс? – негромко спросила королева.
Он остановился у самой двери.
– Я ваш слуга, моя повелительница.
Через несколько дней, после мессы в день Богоявления, Ричард отбыл с двором в Лондон. Королева же должна была ненадолго задержаться в Виндзоре. Она жила в роскоши, пила лучшие вина или вошедший в моду напиток «Золотая вода», вкушала изысканные блюда, имела возможность почти ежедневно менять туалеты, принимать купцов и приобретать то, что вздумается. Ей даже разрешили совершать конные прогулки, правда, в сопровождении охраны. Анну бодрила верховая езда. Иногда она подолгу гоняла Миража по заснеженным полям вокруг Виндзора, который, подобно призрачному городу из белого камня, реял над всей округой. Однажды она даже спросила у сопровождавшего ее Тирелла:
