– Так вы говорили, Брэкенбери в милости у лорда-протектора? Что же тогда слышно в столице о супруге горбатого Дика?
– Тише, красавчик! Сейчас опасно так называть лорда-протектора, можно только упомянуть, что он… ну, скажем, несколько сутул. Что же до вас, миледи, то ходят слухи, что Анна Невиль с пышной свитой вскоре должна прибыть в столицу.
И Дороти покачала головой, окидывая сиятельную герцогиню цепким взглядом – от запыленных сапог до выбивающихся из-под капюшона волос.
В этот миг все трое невольно встрепенулись, когда за окном прогремел оглушительный пушечный выстрел.
– Что это?
Они бросились к окну, где за строениями Лондонского моста, над башнями Тауэра, медленно расплывалось облако белого дыма.
– Не знаю, истинный крест! – сказала Дороти, поправляя съехавший набок эннен. – Хотя… Ну да, конечно… Это приветствуют в Тауэре возвращение из Вестминстерского аббатства маленького брата короля, принца Ричарда.
И она поведала, что буквально со дня своего приезда в Лондон Ричард всячески пытался выманить из убежища королевы второго сына покойного короля. Якобы коронация Эдуарда V не может состояться из-за отсутствия младшего брата. И вот изо дня в день от лорда-протектора к королеве направлялись посольства, которые должны были уговорить Элизабет отдать сына. Ходил в аббатство и сам лорд-протектор, и бывший тогда еще в милости епископ Ротерхэм, и покоряющий сердца красавиц герцог Бекингем, и даже важный Джон Ховард с пышной свитой, однако упрямая королева-мать ни за что не хотела расстаться с ребенком. Говорят, сам юный король прислал матери письмо с просьбой отпустить к нему младшего брата. Что ж, видимо, задуманное ими наконец-то удалось. Если, конечно, королеву Элизабет не принудили отдать мальчика силой.
И опять повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом многочисленных уключин с Темзы, так как от всех набережных отчаливали лодки с желающими увидеть, как младший брат короля вступит под своды королевской крепости Тауэр.
– Оvеm lupo committere[65], – медленно проговорил Уильям.
Дороти, не знавшая латыни, разумеется, ничего не поняла. Анна же тотчас догадалась. Пока в руках у ее мужа не было обоих сыновей старшего брата, он не мог обнародовать показаний Стиллингтона об их незаконнорожденности. Младший принц Ричард Плантагенет мог стать знаменем для тех, кто хочет видеть на престоле потомков Эдуарда Йорка.
– А что, Дороти, как содержат юного короля? Он в заточении?
– Господи Иисусе! Конечно же, нет, миледи. В Тауэре бывает много народу – торговцы, священники, носильщики, доставляющие товары с кораблей в королевский замок. Все они часто видят короля – он то упражняется с луком на лужайке, то гуляет по стенам под охраной. Правда, с тех пор как заточили изменников Мортона, Стэнли и Ротерхэма, доступ в замок ограничен, за стены пускают только по особым грамотам, точь-в-точь как в те времена, когда в одной из башен Тауэра содержался герцог Кларенс… – Дороти умолкла, воспоминание о погибшем в крепости герцоге омрачило ее лицо.
– Святая Катерина! – воскликнула вдруг она. – Что вы имели в виду, спросив, как содержат маленького короля?
Анна глубоко вздохнула.
– Ничего, миссис Бидалф, ровным счетом ничего.
После этого тишина в комнате стала еще напряженнее. Дороти беспокойно заерзала в кресле, затем поднялась, заявив, что кликнет слуг прибрать остатки угощения и проводить гостей в их комнаты.
– Одну минуту, – остановила ее Анна, когда хозяйка уже взялась за дверное кольцо. – Еще только минуту, Дороти. Как ты думаешь, насколько популярен и обладает ли властью при лорде-протекторе герцог Бекингем?
Лицо Дороти расплылось в улыбке.
– О, Генри Стаффорд ныне второй человек в Лондоне после герцога Ричарда. Он его правая рука, герцог наделил его такими полномочиями, каких ранее не было и у самого Гастингса. Кое-кто болтает, что Гастингс отвернулся от герцога Глостера еще и потому, что тот слишком уж возвысил Бекингема. Лорд-чемберлен не смог простить волоките-уэльсцу, что того некогда любила обожаемая им Джейн Шор. Бекингем отодвинул Гастингса, всегда слывшего покорителем сердец, в сторону как в политике, так и в том, что касалось внимания красавиц. Ибо стоит только появиться Бекингему – и все женщины, будь то знатные леди или простолюдинки, утрачивают благоразумие, добродетель и способность рассуждать. Однако следует отметить, что в Лондоне его чтут еще и за то, что он оставляет в покое жен зажиточных горожан. Торговцы и цеховые мастера могут мирно почивать. Этот сокол выбирает дичь лишь благородных кровей, и, чем сложнее добиться победы, тем он настойчивее…
