Эта победоносная война с Шотландией принесла герцогу Глостеру неограниченную власть и сделала его самым популярным человеком в Англии. Он вернул англичанам ранее принадлежавшие им земли в Нортумберленде и великолепную твердыню Бервик, захватил столицу Шотландии, возобновил договор о браке между принцем Яковом и Сесилией Английской. Некоторое время он даже правил Шотландией. Правда, потом ему все же пришлось вернуться в Англию, однако все отвоеванные им территории, вплоть до Бервика, некогда столь неразумно отданного Ланкастерами Шотландии, остались под властью английской короны.
Теперь Ричард купался в лучах славы. Эдуард устроил младшему брату в Лондоне триумфальную встречу, а затем, не колеблясь, фактически отдал ему полкоролевства, позволив взимать в свою пользу налоги со всех северных графств, вершить там суд по своему усмотрению, вводить законы независимо от воли старшего брата или парламента.
Когда после Рождества Ричард возвратился на Север, его встречали с неменьшей пышностью, чем короля. К тому времени за ним прочно закрепилась репутация полководца, который не проиграл ни одного сражения.
– Это звучит не многим хуже, чем «Делатель Королей», – сказал он Анне, когда они одним погожим утром совершали конную прогулку в окрестностях Мидлхема.
Никогда еще Ричард не был так весел и всем доволен, как весной этого 1483 года, и, хотя военные действия в Шотландии еще не прекратились, всем было ясно, что Англия вновь оказалась на высоте только благодаря Ричарду Глостеру.
– Почему король не вотировал вам новые суммы для ведения войны? – спросила мужа Анна, глядя вперед и слегка покачиваясь в седле в такт шагу коня.
– Потому что он глупец! Сейчас, когда в Шотландии столь глубок раскол между знатью и королем, мы могли бы одержать великолепную победу, вплоть до полного покорения соседнего королевства. Но, увы, моего августейшего брата сейчас больше волнуют отношения с Францией. Вспомните, Анна, некогда по договору в Пикиньи Эдуард обручил свою любимую старшую дочь Элизабет с дофином Франции, единственным сыном Людовика Валуа. Для Англии это было великой честью и сулило большую выгоду. Эдуард так гордился этим союзом, что его любимицу было принято величать при дворе не иначе как «мадам ля дофин». И вдруг французы наплевали на договор! Всей Европе стало известно, что дочь Эдуарда Английского послали ко всем чертям, чтобы дофин мог составить более выгодную партию – с дочерью Габсбурга и Марии Бургундской, принцессой Маргаритой. Видели бы вы, что творилось с Эдуардом! Удивительно, как этого борова не хватил удар. Его любимица, юная принцесса Элизабет, неожиданно оказалась опозоренной на весь христианский мир! Вот уж хохотали при иноземных дворах над английским монархом, чьей дочери дали пинок под зад!
Ричард внезапно умолк, заметив, что обращается к пустоте. Он оглянулся и увидел, что его супруга, остановив коня, смотрит на него во все глаза. Ветер развевал белую гриву Миража, колыхал длинную вуаль на головном уборе герцогини, но сама Анна оставалась неподвижна.
– Что с вами, Анна?
Она вдруг неожиданно расхохоталась. Громко, нехорошо, даже в седле откинулась от смеха.
Ричард застыл в недоумении. Жена редко смеялась в его присутствии, хотя порой он слышал, как она хохочет, играя с детьми, или веселится, глядя на ужимки мимов. Тогда в ее звонком смехе была легкость с небольшой мальчишеской хрипотцой. Сейчас же он слышал только злорадное торжество и вызов. Это был нехороший смех.
– Какого дьявола, Анна!..
Она мгновенно умолкла. Лицо ее стало суровым, жестким, в уголках губ появилось брезгливое выражение. Теперь она смотрела прямо в глаза мужа.
– Воистину, неисповедимы пути Господни. – В ее голосе не было никакой мягкости. – Одно мне ясно: что бы ни стремились сделать люди, возмездие только в руках Господа.
Сам не зная почему, Ричард Глостер ощутил волнение. Анна же с каким-то усталым спокойствием продолжила свою мысль:
– Вспомни, Ричард, разве много лет назад твой брат Эдуард не опозорил на весь христианский мир своего благодетеля Уорвика и его дочь, отказавшись от союза с ними? Мой отец пытался мстить ему, и эта месть закончилась его гибелью. Но он погиб в честном бою, и только это оправдывало в моих глазах Эдуарда Йорка. Но иногда меня все же мучила мысль, что королю слишком многое безнаказанно сходит с рук. Безнаказанно… Когда в Ноттингеме я увидела, во что превратился этот покоритель женских сердец, у меня впервые мелькнула мысль о небесном возмездии. Ни один опозоренный муж, ни одна брошенная и оскорбленная женщина не сумели бы ему так отомстить! Мне стало даже жаль Эдуарда. Его постигла Божья кара… А какой жуткой смертью погиб предавший моего отца Кларенс! И разве не были разбиты шотландцы, пролившие столько крови под Нейуортом? А теперь – Эдуард. Разве судьба не обошлась с ним даже еще более жестоко, чем он поступил с моим отцом? Король Англии – разве не познал он унижение более глубокое, чем Уорвик? Нет, не мы, смертные, а именно рука Всевышнего карает за прошлые грехи.
