Сейчас, когда страх отступил, удалось разглядеть гораздо больше — худощавое лицо, длинноватый прямой нос, ямочка на подбородке, необычного разреза темные глаза. Странное сочетание, но отнюдь не отталкивающее. Парень озадаченно нахмурил темные брови, а потом понимающе хмыкнул и неожиданно протянул руку:
— Ясно, боишься. Идем, провожу.
— С чего бы это? — насторожилась я, ибо твердо усвоила, что никто и пальцем для тебя не пошевелит за простое «спасибо».
Парень тяжело вздохнул, смотря с откровенной жалостью:
— И как ты на свете-то живешь, такая недоверчивая?
— Потому и живу, что недоверчивая, — поправила я.
— Что ж, — он усмехнулся и отвесил поклон, — не смею настаивать. Спокойной ночи, ребенок. Постарайся не простудиться — наши целители всегда рады замучить неосторожно заболевшего пациента!
Я хмуро показала язык его удаляющейся спине.
На душе было мерзко. Хотелось плакать. От жалости к себе и обиды на весь мир.
Становилось все темнее и темнее. Холодало, тонкая куртка не могла согреть, но я упрямо куталась в нее, сжавшись на облюбованном ящике в маленький дрожащий комочек. Ничего, ничего, уговаривала я себя. Не в первый раз, в конце концов. Доводилось на улице спать, и ничего, до сих пор жива… Наверное, это оттого, что меня не баловали. Я всегда была сама по себе. Как сорняк, который и выбросить бы надо, да все руки не доходят…
Я всхлипнула, зло вытерла глаза рукавом и упрямо закусила губу. Не буду плакать! Не из-за чего. Подумаешь, понадеялась, что здесь все будет по-другому… С чего я вообще это взяла?! Я всегда была одиночкой, одиночкой и останусь. Да, я не доверяю людям, так ведь не без оснований! От людей ничего хорошего ждать не нужно. Иначе вряд ли бы я сидела сейчас в холодном грязном тупике, чувствуя, как постепенно замерзают промокшие в попавшейся на пути луже ноги…
Когда стемнело окончательно, я все-таки не выдержала и решила вернуться в Школу. Вряд ли эти ненормальные до сих пор бродят по улицам. Наверняка сидят в теплых комнатах, попивая горячий чаек…
Обиженно шмыгнув носом, я спрыгнула с насиженного места и едва кулем не свалилась на землю. От долгого пребывания в одной позе тело занемело, и сейчас застоявшаяся кровь бодро бежала по сосудам, неприятно покалывая их. Морщась и ругаясь вполголоса, я кое-как растерла затекшие руки-ноги и медленно, кривясь при каждом шаге, побрела к Школе. Вроде бы до полуночи еще далеко, ворота должны быть открыты. А если нет… Значит, судьба такая.
Несмотря на опасения, мне повезло. То и дело казалось, что за мной следят, но на улицах меня никто не подстерегал, а ворота и не думали закрываться. На радостях я приободрилась и, потеряв всякую осторожность, почти вприпрыжку подошла к крыльцу жилого корпуса.
Там-то меня и ждали. И, судя по просиявшей физиономии, с большим нетерпением. Дружок Нарла улыбнулся мне, как родной, и поднялся со ступеньки, неторопливо разминая руки. Я испуганно застыла, не зная, что делать — бежать или кричать. Когда подручный неприятеля подошел почти вплотную, а я решила, что не возбраняется одновременно делать и то и другое, ситуация резко изменилась. За спиной колыхнулась какая-то тень, и лицо отморозка заметно побледнело. Процедив сквозь зубы грязное ругательство, он метнул на меня недобрый взгляд — и испарился.
Я медленно выдохнула и обернулась.
Никого не было. Лишь за углом на мгновение мелькнуло что-то светлое. Пожав плечами, я торопливо скользнула в приоткрытую дверь. Думать, что меня спасло на этот раз, не хотелось.
