— Пожалуйста, остановитесь здесь, — сказала она.
Я затормозил и вылез. Обойдя машину, распахнул для нее дверцу. Она вышла и оглядела безлюдную улицу.
— Поднимитесь ко мне? Наверняка у нас найдется, о чем поболтать.
Я снова вспомнил, что она дочь моего босса.
— Я бы с удовольствием, но, может, лучше не надо? — ответил я. — Уже поздно. Не хочется никого беспокоить.
— Вы никого не побеспокоите.
Я рассказываю здесь все подробно, потому что не хочу, чтобы сложилось неправильное впечатление о моих первоначальных отношениях с Хелен. Возможно, трудно поверить, но, знай я, что в квартире никого нет — ни подруги, ни служанки, вообще никого, — меня бы туда и на аркане не затащили. Но я этого не знал. Я полагал, будет хотя бы служанка.
Я испытывал некоторую неловкость оттого, что иду к ней в такой час. Я все гадал, что бы подумал Шервин Чалмерс, если бы кто-то сообщил ему, будто видел, как я входил в квартиру его дочери в 10.45 вечера.
Вся моя будущность была в руках Чалмерса. Одно его слово — и моей карьере в прессе конец. Баловаться с его дочерью, может статься, так же опасно, как с гремучей змеей.
Раздумывая об этом впоследствии, я понял, что Хелен тоже не желала рисковать. Она не дала мне сопровождать себя из квартиры Луччино и велела остановить машину за двести ярдов от входа в ее многоквартирный дом, чтобы кто-нибудь из моих умников-дружков, даже случайно увидев мой «бьюик», ни о чем не догадался.
Мы поднялись в автоматическом лифте, никого не встретив в вестибюле, и незаметно вошли в квартиру.
Когда она закрыла дверь и провела меня в большую, мило обставленную гостиную, освещенную торшерами и украшенную вазами с цветами, я вдруг понял, что мы в квартире одни.
Она бросила пелерину на стул и прошла к изящной горке.
— Виски или джин?
— Неужто мы тут одни?
Она повернулась и уставилась на меня. В неярком свете она выглядела сногсшибательно.
— Ну да… а это преступление?
Я почувствовал, как у меня вспотели ладони.
— Даже и не скажу. Вам лучше знать.
Она продолжала смотреть на меня, ее брови поползли вверх.
— Значит, вы боитесь моего отца?
— Дело не в том, боюсь ли я вашего отца, — сказал я, досадуя, что она сразу же меня раскусила. — Я не могу оставаться здесь наедине с вами, и вы должны это знать.
— Ах, оставьте эти глупости, — сердито сказала она. — Неужели вы не можете вести себя как взрослый? Разве то, что мужчина и женщина вдвоем в квартире, обязательно подразумевает что-то предосудительное?
— Не в этом дело. Что подумают люди?
— Какие люди?
Тут она приперла меня к стене. Я знал, что никто не видел, как мы вошли в дом.
— Меня могут увидеть выходящим от вас. Кроме того, это вопрос принципов…
Она вдруг рассмеялась.
— Ах, ради бога! Перестаньте разыгрывать из себя недотрогу и сядьте.
Мне бы следовало схватить шляпу и уйти. Сделав это, я избавил бы себя от массы неприятностей, и это еще слишком мягко сказано. Но во мне есть эдакая бесшабашная жилка, которая порой глушит обычную мою осторожность, и как раз в этот миг она заявила о себе, поэтому я сел, выпил предложенную мне рюмку чистого виски со льдом и стал смотреть, как она смешивает джин с тоником.
Я прожил в Риме четыре года, и не сказать, чтобы совсем уж целомудренно. Итальянки восхитительно красивы, и мне бывало хорошо с ними, но сейчас, глядя на Хелен в белом платье, я с замиранием сердца подумал, что, возможно, наступает мой звездный час.
Она подошла к камину и облокотилась о каминную доску, а сама все смотрела на меня с полуулыбкой.
— Ну, как у вас дела в университете? — спросил я.
— О, это была липа, — небрежно бросила она. — Выдумка для папаши. Иначе он не отпустил бы меня сюда одну.
— Вы хотите сказать, что не ходите в университет?
— Разумеется, не хожу.
— А вдруг он узнает?
— С какой стати? Он слишком занят, ему не до меня. — Она повернулась, и я уловил горечь в ее голосе: — Он интересуется только собой и своей последней женой. Я путалась у них под ногами, вот и сказала ему, будто хочу изучать архитектуру в Римском университете. Рим далековато от Нью-Йорка. И, сидя тут, я уже не могу неожиданно войти в комнату, когда он пытается убедить очередную юную домогательницу в том, что он гораздо моложе, чем кажется. Поэтому он охотно отправил меня сюда.
