«У хорошей истории нет ни начала, ни конца, — говаривал мой преподаватель английского языка и литературы. — Каждый произвольно выбирает миг, с которого потом смотрит назад или вперед». Этим словам Эндрю Торп умудрялся найти применение на каждом занятии, какую книгу бы мы ни обсуждали. Можно было даже заранее угадать, когда именно мы их услышим, потому как, прежде чем выдать любимое изречение, профессор неизменно выдерживал продолжительную паузу, вскидывал брови и коротко, резко вдыхал.
Я бы выбрала одну среду в декабре 1989 года. Снова и снова взвешивая все детали, я выбираю именно этот день, который стал точкой отсчета для всех последующих событий, с него я начала делить свою жизнь на две части: годы, прожитые с Лилой, — и без нее.
В то утро я сидела на кухне, слушала по радио Джимми Клиффа[4] и поджидала, когда закипит кофе. Наши родители уже ушли на работу. Сверху спустилась Лила в черной блузке с рюшками, в зеленой вельветовой юбке и кедах. Глаза у нее были красными. Она плакала! Это меня ошарашило. Я и не помнила, когда в последний раз видела слезы Лилы.
— Что случилось?
— Ничего. Неделя тяжелая, — небрежно отмахнулась она. На пальце блеснуло кольцо, которого я раньше не видела, — такое тоненькое, золотое, с черным камушком.
— Потанцуем! — Мне хотелось ее развеселить. Я схватила сестру за руку, попробовала закружить, но Лила вырвалась.
Запищала кофеварка. Я выключила радио и налила Лиле кофе.
— Ты из-за него? — спросила я.
— Из-за кого?
— Из-за него, да? Ну скажи, скажи! Из-за него?
В кухонное окно Лила разглядывала ветку, которую еще на прошлой неделе грозой занесло к нам на крыльцо. Только позже, воспроизводя в памяти события тех дней, я подивилась — почему никто из нас не побеспокоился убрать с крыльца упавшую ветку?
— И давно она тут валяется? — поинтересовалась Лила.
— Да порядком уже.
— Надо бы убрать.
— Надо бы.
И ни одна из нас не двинулась с места.
— Как его зовут? — спросила я наконец. — А то у меня есть знакомые ребята-баскетболисты. Они живо начистят ему рожу.
От шутки здесь была ровно половина.
Лила не ответила, будто вообще меня не слышала. Но я уже давно научилась не обижаться на ее молчание. Однажды в ответ на мой укор, что она совсем не обращает на меня внимания, Лила объяснила: «Понимаешь, это как будто я брожу по дому, захожу в комнату, и дверь за мной закрывается. Я включаюсь в то, что происходит в этой комнате, а все остальное для меня как бы исчезает».
Я потянулась через стол и тронула Лилу за руку, призывая ее вернуться.
— Красивое колечко. С опалом?
Она поспешно сунула руку в карман.
— Так, побрякушка.
— Где взяла?
Она пожала плечами:
— Даже не помню…
Лила никогда не покупала себе украшений. Кольцо, надо полагать, было подарком от него. Лила и романтические отношения — это что-то новенькое! За все школьные и институтские годы у нее было не больше полудюжины свиданий. Мама любила повторять, что ребятам, дескать, ума не хватает по достоинству оценить девочку с таким исключительным интеллектом. Но тут, по-моему, мама в корне ошибалась. Пацаны-то как раз интересовались Лилой, это ей они на фиг не были нужны.
Когда я перешла в старшие классы, Лила заканчивала школу. Видела я, как парни на нее пялятся. Трепались они со мной, меня звали на вечеринки и на свидания; меня, веселую и бесшабашную сестрицу, которую всегда можно подговорить смотаться на пикничок или отколоть изощренную шутку над учителями. Но Лила не была невидимкой, отнюдь. Длинные темные волосы, извечная замкнутость, странноватое чувство юмора, страсть к математике — думаю, мальчишки попросту робели. Когда Лила в диковинных нарядах, которые сама себе шила на стареньком мамином «Зингере», в одиночестве шагала по коридору, уйдя с головой в собственные мысли, она, должно быть, казалась неприступной как крепость. Хотя мальчишки с ней и не заговаривали, было ясно как апельсин, что ее замечают. Я внушала симпатию, а в Лиле была тайна.
Даже после окончания калифорнийского университета Беркли, уже работая над кандидатской диссертацией по классической математике в Стэнфорде, Лила по-прежнему жила в своей детской спальне, почти каждый вечер ужинала дома, а по выходным смотрела с мамой и папой взятые напрокат фильмы. Тем временем я развлекалась где-нибудь с друзьями. Правда, некоторое время спустя Лила стала по вечерам уходить из дому. Возвращалась за полночь, с улыбкой на лице. Я пыталась выведать, с кем она встречается, но Лила отмахивалась: «Просто знакомый».
