И, быть может, то, что произошло после, произошло отчасти благодаря «народной дипломатии». Можно только гадать, насколько велик был ее эффект и был ли он вообще, но Холодная Война начала стихать и мир изменился. А затем, в конце 1980-х изменилось все. И я впервые почувствовала, что теперь я действительно что-то смогу сделать. Я, наконец, проснулась.
До этого же... До этого я была болезненным, недокормленным и недолюбленным ребенком, хотя в нашей семье всегда хватало физической еды. Что-то было не так с моим здоровьем, но никто не мог определить, что именно. И я была слабой и болезненной на протяжении учебы в школе и колледже, и даже тогда, когда я была уже взрослой. И только в сорок с лишним я, наконец, начала поправляться и постепенно становилась все здоровее.
Таким образом, одновременно случились две вещи: я стала выздоравливать физически, и весь мир изменился с окончанием Холодной войны. И тогда... тогда я начала становиться сильным, успешным и уверенным в себе человеком, который знает, что может достигнуть чего-то значимого. И хотя я начала свою литературную деятельность задолго до этого, все-таки до конца 1980-х я в основном просто плыла по течению.
2. Книги.
Почему я стала так много читать и почему я стала читать именно эзотерическую и метафизическую литературу? Потому что с самого начала я не верила той картине мира, которое нам преподносила тогдашняя американская культура. Эта картина мира гласила: «Верьте правительству, верьте политикам: они знают, что делают». (Ха! Я никогда им не верила!); «Повинуйтесь законам. Покупайте товары: вы ДОЛЖНЫ ПОКУПАТЬ товары для того, чтобы стать счастливее. Верьте медицинской индустрии, доверяйте и повинуйтесь официальным докторам». Я не покупалась на это, я не хотела ничего покупать и не могла понять, почему другие люди покупали. Наверно, все мое поколение не верило ни одному из этих лозунгов. И поэтому эзотерические книги были словно вода для блуждающего по пустыне, словно пища для голодающего.
«Автобиография йога» Парамахасы Йогананды была моей первой и наиболее революционной для меня книгой. После нее я прочла сотни других книг на ту же тематику, включая священные писания всех известных мне религий, а также откровения ясновидящих и отчеты контактеров с Высшим Разумом. Кстати, именно потому, что я так много прочла ранее, книги Владимира Мегре уже совсем не показались мне странными, необычными или фантастическими.
Результатом всего этого было, наверно, то, что после 20 лет чтения я, наконец, почувствовала, что у меня есть понимание того, кто мы, зачем пришли в этот мир и что нам нужно делать здесь, в человеческом воплощении. Это позволило мне расслабиться по поводу происходящего вокруг и сказать самой себе: «О’кей, теперь, когда я все это знаю, можно заняться и моей собственной жизнью».
3. Друзья, компании, общины.
В юности и после мне нравились красивые, яркие, необычные парни с нетрадиционными взглядами на жизнь, и именно с такими ребятами я в основном встречалась и влюблялась. Однако в молодые годы у меня было немного друзей, потому что я была очень странной. Есть известный фантастический роман Роберта Хайнлайна, который называется «Чужой в чужой стране» (StrangerinaStrangeLand), я думаю, он переведен на русский язык. Так вот, я определенно была таким «чужим в чужой стране» почти всю свою жизнь.
С годами я постепенно начала лучше понимать других людей, да и себя саму тоже. И сейчас я ощущаю себя абсолютно здоровой, и у меня нет недостатка в друзьях. Но для того, чтобы это случилось, мне пришлось учиться тому, как общаться с другими существами, живущими на этой планете – это не произошло само собой (огромное спасибо книгам!).
На протяжении своей жизни я много раз жила в разнообразных сообществах и мини-общинах, в частности в «квартирных общинах». «Квартирная община» (Sharedgrouphousehold) – это, конечно же, добровольное объединение близких по духу людей, и твой вопрос о том, не создаются ли подобные сообщества властями принудительно, как колхозы и коммунальные квартиры в СССР, звучит для меня очень забавно. Обычные «мэйнстримовские» люди, равно как и государственные и местные чиновники, относятся с подозрительностью к людям, которые, не являясь родственниками, живут вместе в одном доме. Таких людей всегда считали «контркультурой», и, по сути, таковыми мы и были.
