Эта модель стала Тадж-Махалом. Эта модель была создана суфийским мистиком. Как он мог создать весь образ женщины, просто коснувшись ее руки? Наверное, он был в каком-то другом пространстве. Наверное, в то мгновение он не был в уме. Это мгновение, должно быть, было мгновением великой медитации. В то мгновение он коснулся энергии, и просто чувствуя энергию, воссоздал весь образ.
Сейчас это гораздо легче понять логически благодаря фотографии Кирлиана, потому что у каждой энергии есть собственный образец. Твое лицо не случайно; твое лицо такое, потому что у тебя определенный образец энергии. Твои глаза, волосы, твой цвет, все это потому, что у тебя определенный личный образец энергии.
Медитирующие работали над образцами энергии веками. Как только ты знаешь образец энергии, ты знаешь всю личность. Ты знаешь ее насквозь, всю - потому что энергия создает все. Ты знаешь прошлое, ты знаешь настоящее, ты знаешь будущее. Как только образец энергии понят, у тебя есть ключ, понимание всего, что случилось с тобой и что случится.
Это объективное искусство. Этот человек создал Тадж-Махал.
Медитируя на Тадж-Махал в ночь полнолуния, твое сердце начинает пульсировать новой любовью. Тадж-Махал по-прежнему несет энергию любви. Мумтадж Махал умерла из-за любви к дочери; Шах Джехан страдал из-за любви; и этот Ширази создал эту модель, потому что глубоко страдал, потому что был глубоко ранен, потому что его будущее было темно. Женщины, которую он выбрал, больше не было. Из великой любви и медитативности Тадж-Махал пришел в существование. Он все еще несет эту вибрацию. Это не обычный памятник, он особенный. Так же как и пирамиды в Египте, есть многие, многие вещи в мире, созданные как объективное искусство - созданные теми, кто знал, что делает, созданные великими медитирующими. Таковы же и Упанишады, и сутры Будды, и изречения Иисуса.
Помни, для меня творчество означает медитативность, творчество означает состояние не-ума - на тебя нисходит Бог, и тогда из тебя течет любовь. Тогда нечто случается из твоего хорошего самочувствия, переполняющего хорошего самочувствия. Это благословение. Иначе это рвота.
Ты можешь рисовать, ты можешь писать в качестве терапии, но сожги свои картины, сожги свою поэзию. Тебе не нужно показывать людям эту рвоту. И люди, которых интересует твоя рвота, наверное, сами больны; им тоже нужна терапия - потому что, если тебя что-то интересует, это показывает, кто ты сам, где ты сам.
Я полностью за объективное искусство, я полностью за медитативное искусство, полностью за все, что нисходит от Бога. Ты становишься проводником.
И ты говоришь: "Толстой никогда не мог стать буддой". Кто тебе сказал? Толстой может стать буддой и станет рано или поздно. Ты говоришь: "...Но разве Будда мог написать "Войну и мир"? А что же еще Будда делал? Что делаю здесь я? Ты читал Гиту Кришны? - это "Война и мир"! Толстой мог написать "Войну и мир", "Анну Каренину" и другие прекрасные вещи, но не потому, что был Толстым, но вопреки этому. Достоевский, написав "Идиота", "Преступление и наказание" и, одно из самых красивых - "Братьев Карамазовых" - не потому, что был Достоевским, но вопреки этому. Нечто в нем было от Будды; нечто в нем было безмерно религиозно. Достоевский был религиозным человеком - не тотально, но часть, фрагмент его был безмерно религиозен. Именно поэтому в "Братьях Карамазовых" есть такое красивое качество. Это не исходит от обычного человека; нечто пришло из божественного. Достоевского охватил Бог, он стал проводником. Конечно, он не был совершенным проводником, и многое исходит из его ума. Все же "Братья Карамазовы" - прекрасная книга. Если бы не было ни Достоевского, ни памяти, ни эго, ни патологии, "Братья Карамазовы" были бы вторым Новым Заветом; эта книга была бы такой же, что и изречения Иисуса, или Алмазная Сутра, или Упанишады. У него есть это качество!
