— Я? — возразил Андрей Иванович.
Марья Павловна сжала его локоть.
— Ты, ты. Не возражай и не спорь. С каждой из твоих поклонниц ты сочинял маленький роман, с разнообразными настроениями и подробностями. О, я за тобой наблюдала! Вы разыгрывали какие-то пьесы, ты и она. Миниатюры. Разыгрывали по вдохновению. Вдохновлять ты умел, и самая безличная, самая шаблонная героиня на время становилась оригинальной и интересной. У тебя была способность расшевелить, разбудить, заставить найти и расправить крылья. И эту свою способность ты любил больше всего во всех твоих приключениях. Ты на время оживлял кукол и, наигравшись, прибирал их назад в картонки и на полки. Разве не правда? Скажи!
Андрей Иванович смеялся.
— Мне смешно слушать тебя. Это было так давно! Да, может быть, это так и было. Удивляюсь, как ты помнишь. Так я спасал тебя от Вальдека на этом лугу?
Марья Павловна остановилась, заставив и его остановиться, и вытянула руку.
— Вот там… Видишь, этот столбик, межевой знак? Здесь поворот ручья, и здесь когда-то было глубоко. Водилась рыба. Ну, был, по крайней мере, предлог сидеть с удочкой и требовать, чтобы никто не смел приближаться и шуметь. Всю печаль своей жизни я оплакала, кажется, на этом месте. На глинистом обрыве противоположного берега множество круглых дырок с ласточкиными гнездами. Ласточки летают и кричат. Мне казалось, что это очень красиво, что я сижу здесь и плачу, и я иногда, для картины, распускала волосы. Ах, Андрей! Я не видала тебя десять лет, и сегодня в первый раз за эти десять лет я могла бы распустить волосы, чтобы поплакать.
— Не дергай меня все время за рукав, — попросил Андреи Иванович. — Ты дергаешь, толкаешь… И вот еще, друг мой: трудно бы тебе распустить волосы, как прежде. Пришлось бы разложить на траве целый ворох фальши… Вот теперь ты еще дерешься.
Марья Павловна ударила его по плечу, отбежала в сторону и, стараясь рассеять какое-то неприятное впечатление, сорвала несколько полевых цветков и сложила их в пучок.
— Лучше моей молодости ни у кого не было… из сестер, — продолжала она, нагнав Андрея Ивановича и щурясь на цветы. — Даже и теперь, знаешь, я считаю себя самой счастливой. Зина и Таня замужем. Летом я гощу то здесь, у Зины, то у Тани в Улыме. Зимой я даю уроки пения. Петь я уже не могу, но уроки… Конечно, это уже не то, о чем я мечтала: сцена, успех, слава. Но у меня есть заработок, я самостоятельна. Сестрам я не завидую. Они уверяют, что они счастливы. Нет, я не верю! Я вообще не верю семейному счастью. Раскопай его, и ты непременно наткнешься на какую-нибудь неожиданность. В лучшем случае этот сюрприз очень глубоко и хорошо похоронен. Я допускаю супружеское благополучие в глубокой старости, когда властвует одна привычка, когда похороненное забыто, потому что уже нет памяти чувств, а осталась одна память фактов… Ну, пусть я ошибаюсь, пусть сестры счастливы. Дело в том, что я им не завидую, а моей молодости, когда я любила тебя, когда я безумствовала, когда я мечтала быть певицей, когда я поднимала знамя бунта против интриг madame, которая науськивала на меня отца и Зину, я не променяла бы ни на какую другую.
— Зачем же ты плакала? — спросил Андрей Иванович.
— А ты думаешь, я была счастлива? — смеясь спросила Марья Павловна. — Во-первых, я всегда боялась, что ты увлечешься кем-нибудь из твоих поклонниц, а меня уберешь куда-нибудь в картонку на полочку. А я любила тебя, ты это знаешь? Ты знаешь тоже, как я любила отца? Ну и что же? Я причиняла ему одни неприятности и он постоянно сердился на меня. Это виновата madame. Я уверена, что, если бы не было madame, отец понимал бы меня и мы были бы друзьями. В сущности, у меня было много горя, заботы, неприятностей, и если я называю свое прошлое хорошим, то только потому, что я тогда безумствовала. Да, я была пьяна: молодостью, любовью, надеждами, мечтами. Андрей, скажи мне теперь: а ты меня когда-нибудь любил?
— Скажи теперь откровенно, — приставала она. — Ведь это теперь безразлично… Не так ли? Ты, может быть, воображаешь, что ты и теперь производишь на меня чарующее впечатление? Пожалуйста, не воображай! Полнейшее разочарование! Ты слышишь? Полнейшее разочарование!
