– Да. Сходство есть. Восьмиконечный лист? Дубовый или…
– Реки – это жилы, питающие земли целебным волшебством. Существует легенда, что пять веков назад народы Царны воспротивились могуществу потусторонних миров. Создания, безобидные и пугливые, но сотканные из магии, уничтожались. Короли опасались их мощи. В провинциях устраивались расправы над творцами чудес. Осужденных за мистический дар и угрозу правящей династии отводили в леса с озерами, связывали и сбрасывали с обрывов. Природа гибла в трауре. Вокруг мест казни проросли чернолесья.
– Мы изучали несколько другую историю. – Во рту пересохло. Горан отпил немного остывшего напитка. – Где вы слышали подобное?
Старик похлопал по блокноту.
– Не все письмена легко уничтожить. Да и память людей сохраняет больше, чем желают правители. Создания, о которых мы слышим в сказках, живут в потусторонних мирах. И в неприступных чащобах Царны.
– Там обитают изверги, – возмутился Горан. – Жестокие колдуны раскалили огнем звезду Альфатум, нацеленную стереть крепости Царны за неповиновение. Они желали видеть её жителей рабами. Из слезы Древа времени выросла Алефа, о свет которой высоко, за облаками, разбился огненный шар Альфатум. Казмер обрел защиту в сетях перламутровых стен. Западная цитадель – форпост, оберегающий наши земли от захватчиков – колдунов, вносящих смуту в мирные умы напастью крадушей. – Кудесник сник, гневный запал шёл на убыль. – Пусть меня изгнали из града, но я верен клятве ордена воичей: оберегать жителей Царны от моровой хвори Альфатум.
Старик отвернулся к окну.
– Прости, Горан, – жар в его голосе сменился спокойствием. – Я понимаю твою преданность граду.
– Любой здравый человек верен тем, кто его защищает. – Горан немного ослабил обвинительную интонацию: – У тети Роха глухота появилась после его появления, а ещё – кошмары – жуткие, пожирающие силы. Вы просто не встречались с крадушами. Они действительно рушат судьбы.
Старик убрал книги в тайник стеллажа. Вспыхнувший луч доверия угас безотчетным порывом.
– Или встречали? – рассуждал Горан. – Кто подскажет, как распознать их в толпе? Лишь гончим известны приметы, но они – нечто вроде тайны преемников Казмера. – Горан возмущенно сплел руки. – Как понять, что перед тобой крадуш, а не самородок-кудесник или перерожденец? Ворожеи на воде показывали Роха гончим. Я сомневался.
Старик весь ожил знанием:
– Есть один способ.
– Серьезно?
– Существует поверье: осколки звезды, созданной для разрушения Царны, падают в чернолесья, становясь минералом крепким, как кремень, и сверкающим, как угли в печи. Гончие носят его оберегами, опекая пуще слановых булав. В руках крадушей этот минерал чернеет, рассыпаясь золой.
– А вы… вы видели его? – Горан с трудом скрывал интерес за дрогнувшим голосом.
– Да, признаюсь, – ответил Бахарь, утрачивая предусмотрительность в желанной минуте беседы с единомышленником. – У меня есть его частица. Я всегда надеялся повстречать крадуша. – Бахарь улыбнулся, трогая свой седой висок пальцами. – Что-то я разоткровенничался…
Но неотрывный взгляд кудесника превращал глаза старика в стекло. Горан напряженно замер, сцепляя пальцы.
– Нет. Я уже слышал от вас историю об этом удивительном минерале, – внушал Горан размеренным голосом.
– Да? – шептал, сомневаясь, словно запамятовал, старик. – Аль – крайне редкий минерал. Мне достался он по наследству. У многих жителей града отняли такие сокровища гончие, но я сумел сохранить.
– Вы позволите мне взглянуть на него?
Горан поднялся.
Старик отрицательно мотнул головой, но оцепенелого взгляда не отвел.
– Бенедикт Вагус, – обратился к нему Горан по имени, которое знали все любители вымысла и книг. – Вы обещали мне показать аль, когда я закончу обучение в Башне Воспитанников. Пожалуйста.
Горан протянул руку, чувствуя, как щеки краснеют от стыда, но эмоции сейчас только усугубляли душевный надлом. Своё умение Горан использовал редко. Внушать людям воспоминания – изматывающая, крайне болезненная задача. Если увлечься, близок риск забыть собственное прошлое, самому поверить в обман.
– Эрса просила вас не копить тайны минувших лет топящим грузом. Верно? – Напоминание о погибшей дочери – запретный и низкий шаг, но другой возможностью Горан не располагал. Бахарь предпочитал сидеть в панцире секретов. – Я верну аль завтра. И мы поговорим о Рохе.
