– Сенатор… – начал он, но Грег развернулся, резко взмахнув рукой.
– Нет, доктор. Нет.
Гнев Грега раскаленным углем пылал у него в груди. Ему хотелось с кулаками наброситься на этого разряженного человечка, увидеть, как его изящный аристократический нос расплющится и зальет кровью жабо атласной рубашки. Грег стиснул зубы, стараясь не заорать, не ударить кулаком в надменную рожу Тахиона. Ему безумно хотелось лягнуть этого типа по его инопланетным яйцам. Дело было не просто в Тахионе. Дело было во всем этом проклятущем дне: в зале заседаний на его сторону перестали переходить делегаты, Кукольник не давал ему покоя, Гимли радостно смеялся, Маки провалил дела в Нью-Йорке и здесь… и Эллен… Все вместе.
Ему пришло в голову, что это Кукольник раздувает угли его раздражения. Эта мысль охладила его пыл. Он поморщился.
– Вы мне нужны. Вы можете притворяться, будто вы всего лишь корреспондент, но всем известно, что это не так. Вы – очень и очень заметный мой сторонник, – сказал он Тахиону. – Все знают, как вы помогали мне во время кампании и какова наша позиция по вопросам дикой карты. И как делегаты съезда посмотрят на то, что уважаемый доктор больше озабочен постельными делами, чем выдвижением своего кандидата? Приоритеты, доктор. Приоритеты.
Тахион медленно втянул воздух носом и выставил подбородок вперед.
– Я не желаю, чтобы меня отчитывали, словно провинившегося ребенка. Тем более чтобы это делали вы, сенатор, когда я все утро работал на вас. Я нахожу ваши обвинения в высшей степени неприятными.
– А насколько неприятно будет, если следующим президентом станет Барнет, доктор? Он может прикидываться сострадательным, но мы все знаем, что произойдет. Вы считаете, что вашу клинику по-прежнему будут финансировать? Или все будущее джокеров можно разменять на нескольких минут страстных хрипов у женщины между ногами?
– Сенатор!.. – возмущенно начал Тахион.
Грег рассмеялся, и в этом звуке было нечто резкое, маниакальное. Он обильно потел: дорогая рубашка потемнела под мышками от пота.
– Доктор, я прошу прощения за то, что обидел вас. Я говорю прямо, потому что я опасаюсь. За себя, это правда – но и за джокеров тоже. Если мы здесь проиграем, то все, зараженные дикой картой, проиграют тоже. Я уверен, что вы меня понимаете.
Губы Тахиона превратились в тонкую бескровную полоску, а на высоких скулах вспыхнул гневный румянец.
– Я понимаю лучше, чем кто-либо другой, сенатор. И вам следовало бы об этом помнить.
Тахион развернулся на носках изящным балетным движением и быстро направился к двери. Грег ожидал, что он остановится и добавит еще что-то, но он просто ушел, молча кивнув дежурящему за дверью Билли Рэю.
– Даже без гребаной последней реплики, – произнес кто-то голосом Грега.
Грег не знал, кто именно это сказал.
13.00
Между членом нью-йоркской делегации и старухой из Флориды началась потасовка. От тычков женщины перешли к стадии оскаленных зубов и согнутых когтями пальцев. Побагровевший от злости Хирам, у которого от ярости аж глаза на лоб полезли, разбросал стулья и стремительно двинулся к ним. На похожем на свадебный торт помосте Джим Райт отчаянно и безрезультатно стучал по столу. Еще несколько ударов – и головка его молоточка отвалилась и улетела в зал, а он остался сидеть с открытым ртом.
Тахион, бежавший по краю мятущейся толпы, увидел, как Хирам сжимает кулак… а потом по лицу туза пробежало какое-то странное выражение, оставив его абсолютно гладким, словно берег после отхлынувшей волны. Пухлая рука с ухоженными ногтями разжалась и вяло повисла.
На старой ведьме был значок Барнета и большой деревянный крест. Секунду такисианец колебался, а потом, увидев, как острый носок туфельки флоридской делегатки отводится назад для удара, отбросил всякую осторожность и взял под мысленный контроль их обеих.
Тут появились пресса, охрана и Флер.
– Как вы смеете! Отпустите ее!
Флер заботливо обняла сторонницу Барнета.
Тах заметил, что Хирам удерживает дамочку из Нью-Йорка. Он дергано поклонился:
– С удовольствием. Просто не дайте ей меня бить.
– О БОЖЕ! ОН ЗАПОЛЗ МНЕ В ГОЛОВУ! ОН МЕНЯ ОСКВЕРНИЛ! ИНОПЛАНЕТЯНИН…
