Желтый огонь пришел к нему из короткого ствола. Черный огонь взорвался у него в груди. Он упал.
Сильные руки стащили Спектора с Хартманна и развернули к толпе.
– Он режет нас на куски! Доставай оружие. Надо его пристрелить! – приказал поднявший его агент Секретной службы.
Это была правда. Маленький горбун крошил людей на куски своими похожими на бензопилы руками. Спектор отстегнул кожаный клапан и вытащил пистолет. Какого черта, он может пока играть свою роль: позже это поможет ему скрыться. Отдача у пистолета оказалась неожиданно сильной, так что выстрел свалил какого-то мужчину далеко от места боя. Он взял пистолет в обе руки, прицелился и сделал еще три выстрела. Горбун развернулся и рухнул.
Спектор повернулся к Хартманну:
– Сенатор, как вы?
Хартманн поднял голову – и Спектор поймал его взгляд.
Темнота открывала Маки свои манящие объятия. Он боролся с ее зовом. Ему надо что-то сделать. Кого-то. В нем вспыхнул ужас. Он распахнул глаза.
Он лежал на одной из ступенек, раскинув руки и ноги. Край сцены скрывал от него сенатора. «Я нужен Человеку!»
Эта мысль дала ему силы. Он заставил руки и ноги подчиняться своим приказам. Заставил себя карабкаться вверх, несмотря на то что его ладонь и кеды скользили по красной жидкости, покрывавшей ступеньку.
Человек лежал на том же месте, но шея у него была выгнута, и он неотрывно смотрел на высокого худого агента Секретной службы. На лице его были написаны торжество и ужас.
Ненависть к тощему агенту ударила по Маки, как доза амфетамина. «Это он меня ранил!» Но, что было еще хуже, он сейчас что-то делал с сенатором. Маки не видел, что именно, – но он это знал.
Он заковылял вперед, приволакивая правую ногу. Каждый шаг отдавался у него в животе ударом раскаленной добела кочерги. «Я ему нужен. Я… не… подведу… его… теперь!»
Спектору показалось, будто что-то внутри Хартманна мгновение сопротивлялось ему, а потом всосало его, словно водоворот. Его смертная боль ворвалась в разум сенатора во всех мучительных подробностях: сломанные кости, обжигающая кровь, удушье…
Но что-то шло не так. Разум Хартманна реагировал не так, как все другие. Он раздувался, жадно пожирая смерть Спектора. Спектор надавил сильнее. Постепенно разум противника начал уступать давлению и блекнуть.
«Так хорошо, так вкусно, но ранит и убивает… не может быть… не может быть, это не на самом деле…»
Но это было на самом деле, и голос Кукольника заглох до тихого шепота, а потом вообще замолк, и боль, просочившаяся к Грегу от Кукольника, едкой кислотой разлилась по его психике, вызывая желание заорать и взмолиться: «Не убивай меня, не убивай! Я не хочу умирать!»
Но он не мог разорвать контакт с этим жутким взглядом странных, печальных, изумленных и страдающих глаз, которые принадлежали вовсе не Колину, а кому-то другому…
…и он понял, что сейчас умрет, что станет следующим, уйдет за Кукольником в бездну, скрытую за этим взглядом.
– Ты меня убиваешь! – Грег вытолкнул эти слова из последних сил, надеясь, что эти глаза моргнут, или отведут взгляд, или…
…и в мире не осталось ничего, кроме этих глаз…
Спина в темном пиджаке возвышалась перед Маки, словно узкая скала. Маки качнулся. Ему хотелось лечь и заснуть – надолго, очень надолго.
Вместо этого он поднял правую руку и включил вибрацию. Он посмотрел на свои пальцы, ставшие расплывчатым розовым пятном. Это зрелище придало ему силы. Он взмахнул рукой ровной режущей линией.
Спектор едва держался на ногах. От усилий у него подгибались колени. Он отдал Хартманну все, что в нем было, – и почувствовал, что тот ушел. И тем не менее этот сукин сын продолжал смотреть на него, моргая глазами. Такого просто не могло быть.
Спектор вспомнил, что держит пистолет. Он навел его на центр груди Хартманна. Услышав звук, похожий на жужжание огромного шмеля, он замешкался. Он почувствовал скрежещущую боль в шее. Зал закувыркался, а потом рванулся вверх и ударил по лицу. В ушах стоял громкий гул, но все звуки потеряли смысл. На полу рядом с ним валялось тело. Это был Колин – по крайней мере, тело походило на того джокера. Вот только у него не было головы. На шее, там, откуда она отвалилась, остались ленты истрепанного мяса. Спектор видел только бегущие ноги.
