Вокруг него собирались все новые люди. О некоторых из них он уже давным-давно забыл. Даже Честер Шимпанзе, игравший с Джеком в «Тарзане», оказался здесь, сидя у кого-то на плече.
– Давайте триста джоулей, – потребовала горилла. – Прервать мероприятия! Отойдите, черт побери. Сними руку с металлической стойки, Лоис!
Свет становился все ярче и ярче. Кружащиеся лучи казались почти осязаемыми, походя на стенки тоннеля. Джек почувствовал, что со все увеличивающейся скоростью несется к источнику света. Он услышал пение: миллионы голосов, объединившихся в ликовании.
Свет приближался – не просто белый свет, а БЕЛЫЙ СВЕТ. У Джека стало радостно на душе. Он начал понимать, что ему хотел сказать Эрл.
– Триста шестьдесят! – завопила горилла. – Внимание, разряд!
Джек сдвинул руки, готовясь нырнуть в самое сердце Белого Света, однако внезапно в его продвижении произошел сбой. Он начал замедляться. Он отчаянно попытался снова ускориться: ему безумно хотелось лететь дальше.
– Что за слабак! – сказал Белый Свет. – Уберите этого слабака отсюда.
Джек закашлялся, открыл глаза и увидел склоняющихся над ним людей – мужчин и женщин из прикомандированных к Грегу Хартманну агентов Секретной службы, задействовавших средства реанимации, входившие в их экипировку. Он ощутил боль в грудине и снова закашлялся. Переведя взгляд выше, он увидел забрызганные кровью бетонные стены и крутые ступеньки лестницы.
– Нормальный синусоидальный ритм, – сказал кто-то. – Пульс есть. Давление есть.
У него оказался голос Арчибальда Холмса. Пара голосов прокричала: «Ура!»
Высокая женщина с каштановыми волосами говорила по переговорному устройству.
– «Скорая» уже едет.
Ее голос был голосом Блайз.
– Я облажался, – попытался сказать Джек, но ему помешала интубационная трубка, которую ему загнали в горло. – Я снова облажался.
Он был слишком слаб, чтобы испытывать по этому поводу особые чувства.
Прибывшая команда «Скорой помощи» унесла его с лестницы.
20.00
Он взял себя в руки. Душевная опустошенность, которую он испытал час назад, прошла. Джек мертв. Дружба и тот человек, которого он знал как Грега Хартманна, тоже мертвы. Кристалис мертва. Отлично. Пусть так. Он будет делать то, что необходимо делать.
Однако эти самодовольные идиоты с ним спорили. Их рты шевелились, красные десны и языки контрастировали с черными и белыми лицами.
– Говорю вам, преподобный занят. У вас встреча не назначена, – терпеливо повторил черный помощник, словно втолковывая что-то умственно отсталому ребенку.
– Меня он примет. Я Тахион, – объяснил такисианец таким же терпеливо-снисходительным тоном.
– Идите и позвоните. Воспользуйтесь должной процедурой, – спокойно сказал Верная Стрела.
– У меня нет времени на должные процедуры! – огрызнулся Тахион.
Его самообладание грозило лопнуть, словно слишком туго взведенная пружина механического завода.
– Уже поздно, – вставил помощник.
Дверь в номер была чуть приоткрыта. Тахион прикинул промежуток между двумя мужчинами, заметно превосходившими его по размерам. Его должно было хватить. Извиваясь, словно угорь, он проскользнул между ними в дверь.
– ЭЙ!!!
Крики. На него надвинулась стена людей. Верещали телефоны. Телевизор лил в номер свои электронные глупости.
– Уйдите с дороги! Дайте пройти! Где он? Мне надо его видеть!
Он сам почувствовал, как визгливо звучит его голос.
– Нельзя же просто впереться… – проорал Верная Стрела.
Его схватили за руки и за ноги, полностью оторвав от земли. Тах заверещал от ярости и начал вырываться. Отчаянно управляя чужими разумами, он почувствовал, как разжимаются держащие его руки, – и снова дернулся, увидев, как вновь вошедшие занимают место тех, кого он заставил упасть на пол в дремоте.
Внутренняя дверь резко распахнулась, громко ударив по стене. Джесси Джексон с очками для чтения, зажатыми в руке, возмущенно посмотрел на своих сторонников и взревел:
– ОТПУСТИТЕ ЕГО!
Двое старших сыновей Джексона оттеснили разгневанных адъютантов. Очень хорошенькая и на удивление спокойная Джеки Джексон помогла Тахиону разгладить пиджак. Постепенно в номере воцарялся порядок. Джесси Джексон поманил Тахиона, и тот прошел за ним в спальню. Дверь закрылась, отсекая лишний шум и любопытные взгляды.