— Вы правы, — сказал Фрей. Он посмотрел на стол, где кутил его экипаж: — Сило! Джез! Док! Мы уходим. Остальные… Ну, не знаю… развлекайтесь сами.
Ашуа подняла кружку.
— Мы справимся! — крикнула она.
Те трое, которых он позвал, встали на ноги. Пока они шли по переполненному бару, женщины и мужчины отодвигались от Джез, словно масло от капли мыльной воды.
— Пинн? Аррис Пинн?
Ашуа посмотрела на двух плохо державшихся на ногах пьяниц, только что материализовавшихся на краю стола. Они пялились на пилота «Кэтти Джей» с чем-то похожим на благоговение в глазах.
— Кто-то сказал, что вы Пинн, — сказал один из них. — Я правильно расслышал?
Пинн оглядел стол, пытаясь понять, влип он в неприятности или нет. Похоже, никто этого не знал.
— Может быть, — сдержанно сказал он.
— Аррис Пинн, пилот? Человек, который побил Гидли Слина в той гонке в Тростниках? Кто приземлил свой корабль без моторов и выжил, чтобы рассказать об этом?
Ашуа почувствовала, как напрягся Харкинс, сидевший рядом с ней.
— Ага, — радостно сказал Пинн. — Ага, это был я!
— Вы окажете нам честь, сэр, если выпьете с нами эля, — выдохнул другой пьяница.
Пинн просиял, его крошечные глаза почти исчезли в пухлых щеках.
— Почему нет? — великодушно сказал он, и вытащил свое короткое круглое тело из-за стола. — Извините, все. Парочка поклонников хочет поздороваться со мной. — И он исчез в потной и жаркой полутьме.
Ашуа повернулась к Харкинсу. На узкое отталкивающее лицо пилота легла странная фиолетовая тень.
— Ведь это сделал ты, а не Пинн? — спросила она.
— Да! — почти проорал Харкинс, и только потом заговорил обычным голосом: — Да, это был я! Но я… меня заставили лететь под его именем… Это был… я хочу сказать…
Больше Харкинс ничего не сумел сказать. Он выглядел так, словно его вот-вот задушат вздувшиеся на шее жилы.
— Тогда почему ты не постоял за себя? — спросила Ашуа.
— Ого! — сказал Крейк, который с пьяным изумлением разглядывал край своей кружки. — Вот это вопрос для нашего мистера Харкинса.
— Я… ты… я хочу сказать… Сейчас это не так-то просто, верно? — Он возбужденно замахал руками, и клапаны потрепанной летной фуражки шлепнули по его небритым щекам.
— Почему нет?
Харкинс казался озадаченным:
— Это… э… Я не знаю! Я просто не могу! И никогда не мог, понимаешь?
— Он никогда не мог, — согласился Крейк, глубокомысленно кивнув.
Ашуа надула губы, показывая, что она думает об этом:
— Как такое цыплячье дерьмо может быть таким хорошим пилотом?
— Я не цыплячье дерьмо! — сказал Харкинс.
— Только похож, — выразил сочувствие Крейк и сделал еще один глоток вина.
— Ага, — сказала Ашуа. — А что с тем случаем, когда в грузовом отсеке Пинн рыгнул позади тебя, и ты подпрыгнул так высоко, что полетел вниз с лестницы?
Крейк разразился смехом, когда она была еще на середине фразы.
— Но он толкнул меня! — проскулил Харкинс; настолько жалкий протест, что ему никто не поверил, ни тогда, ни сейчас.
— Я слышала, — сказала Ашуа и глотнула рома, поскольку уже забыла то, что услышала. — Я слышала, что ты был пилотом фрегата Военного флота в обоих аэрумных войнах и сбил дюжины саммаев. Верно?
— Тогда все было иначе, — промямлил Харкинс.
— Насколько иначе? — спросила Ашуа. Обычно экипаж «Кэтти Джей» был крайне немногословен, но она напилась настолько, что стала шумной.
Харкинс заерзал. Ему не нравилось быть в центре внимания.
— Я… э… это… ну, я полагаю…
— Давай, что-то наверняка изменилось, — сказала она. — Что тогда было иначе? Чем жизнь на флоте отличалась от жизни на «Кэтти Джей»? Что там было такого, чего нет здесь? — Она попыталась придумать что-нибудь самое очевидное и предположила: — Дисциплина?
Крейк щелкнул пальцами и указал на нее.
— Дисциплина, — сказал он так, словно она только разрешила головоломку.
— Дисциплина… — задумчиво протянул Харкинс. — Э… да, действительно. Я хочу сказать… ну, ты знаешь, мне вроде как нравится вставать каждый день в одно и то же время. Тренироваться со своим взводом, все вместе. Никто не в центре внимания, никто не лучше другого. — На его лице появилась слабая улыбка. — А люди вроде Пинна… Ему бы никогда не разрешили остаться таким. Ну, я хочу сказать, что
