Эх! Он ударил свою бочку ногой, и бочка закружилась на месте, как волчок. Она брызгалась кислой капустой, а рулевой хохотал, и Лева Тройкин тоже хохотал...
Так все было хорошо - и вдруг... Проклятая бочка!.. Туся стиснул зубы, остановил бочку, тихонько повел ее руками, следя, чтоб она касалась мостовой только средней, самой пузатой своей частью, и вдруг ощутил, как это легко, как просто, и хотя ничего не слышал вокруг, занятый своей бочкой, понял, что никто больше не смеется над ним.
- Ну, огольцы, спасибо, - сказал рулевой.
Он вкатил бочки на буксир, поставил их плотно одну к другой и теперь обтирал руки ветошью.
- Дяденька, прокати... - сказал Лева Тройкин.
- Прокатить... Да я же в порт иду, туда нельзя. - Он помолчал, поскреб ногтями шею, поглядел куда-то поверх мальчишек и сказал лениво: Ну ладно, прокачу маленько, только за борт не свешиваться!
...Лева Тройкин стоит и поплевывает в воду, словно ничего и не случилось. Рулевой держит свой руль и забыл про них...
- Эй, Гриха! Прощай! - кричит Лева Тройкин.
"Тых-тых-тых-тых..." Буксир делает поворот, и вот уже пропал Гриха за поворотом, и вахтенный, и тополя...
Мальчишки сидят на маслянисто-черных бухтах каната, под ногами у них вздрагивает и мелко трясется палуба, а мимо глаз проплывает новый, невиданный город.
Город, словно в кривом зеркале, вытянулся вверх всеми своими домами, а все потому, что Туся видит его снизу. Город кажется странно удаленным, и все в нем как бы уменьшилось. Город все время движется, а значит меняется...
- Вон папиной сестры дом, моей тети! - кричит Туся и показывает на серый дом с колоннами и старинными фонарями. - А вон девятка автобус, мы на нем ездили, а вон!..
"Мятежный" надламывает свою черную с красной полосой трубу, выпускает облако дыму и копоти и - тых-тых-тых... - собирается пройти под мостом.
- Сейчас Фонтанка! - кричит Лева Тройкин.
Сейчас Фонтанка, за Фонтанкой - Нева, за Невой - залив. А там...
Через мост ползет трамвайчик, он ползет высоко и кажется маленьким. Туся машет рукой пассажирам, улыбается им и жалеет их искренне и снисходительно. "Смотрите, смотрите на нас, видите, как чудесно мы плывем!.."
А впереди другой мост, с башенками, похожими на крепостные, с тяжелыми цепями, перекинутыми от одной башни к другой. За мостом громадные краны по всему небу!
Буксир подходит к дощатой пристани на железных понтонах. Рулевой первый раз за все время поворачивает голову.
- Все. Дальше нельзя...
Туся и Лева Тройкин стоят на пристани и молча смотрят вслед буксиру, пока он не скрывается из глаз. Где-то там, в невидимом пространстве, сплошь усеянном кранами и кораблями, он гудит еще раз - а может, не он? но Тусе так хочется, чтобы это он, "Мятежный", прогудел. Прогудел попрощался...
- Я, когда вырасту, - говорит Лева Тройкин, - обязательно фамилию сменю. Я бы на месте отца давно сменил...
Левин отец военный, у него по кубику в петлице. Он ужасно маленький, чуть-чуть выше Левы, и Лева этого стесняется. Он старается не выходить из дому рядом с отцом.
А Левин отец ничего не стесняется - засучит рукава гимнастерки и тащит белье в прачечную, а там встанет рядом с Левиной матерью и полощет. А смеется - умора! - тоненько-тоненько, как ребенок.
- Какую ты хочешь фамилию? - спрашивает Туся.
- Ну, не знаю еще, подумать нужно...
Знает он, знает, и фамилия у него есть и даже наверняка не одна, только говорить не хочет. Что поделаешь - не друг...
- Тебе, между прочим, тоже не мешало бы фамилию поменять, - сказал Лева. - Что это такое: Пряников! Цирк...
Туся и сам стесняется своей фамилии, но сейчас ему даже приятно, что у них с Левой есть что-то общее, общая досада, что ли...
- Слушай, а ты весь в саже! Вот это да! Ну-ка, посмотри на меня... Что, тоже?.. Ай да ну-ну! - Лева захохотал.
И Туся тоже захохотал.
Он впервые идет пешком по этим улицам и переулкам, впервые без взрослых переходит трамвайную линию, впервые никто не одергивает его: "Подожди, посмотри - куда? Правильно, влево. А потом - куда? Правильно, вправо..." Он сам знает, что надо сначала подождать, потом посмотреть влево...
