– Ну ладно, начну с важного, – сказала она. – Я утром говорила с мамой, она сказала, что в этом году председатель аттестационной комиссии по истории в Городском ее старый приятель.
– Правда? – спросил Ной, наклоняясь к ней. При этом их колени соприкоснулись, и он, почувствовав, как пробежала между ним и Табитой та привычная искра, немного отодвинулся. – Ну надо же.
Мать Табиты всегда смотрела на Ноя как на антропологическое чудо: парень из сельской Виргинии, который умудрился поступить в Принстон. Она одобряла все, что бы он ни делал, если это каким-то боком касалось денег, – даже обычный поход в ресторан. Сама она была родом из аристократического, знаменитого своим многовековым укладом Скарсдейла, причем уже в третьем поколении.
– Вот только сроки уже прошли, – продолжала Табита, – она думает, что тебе надо было поучаствовать. Послать заявку. А то и следующий год просто так пройдет.
– Да чего она так беспокоится? Пошлю еще. Вот только долги отдам. Позабочусь о брате.
– Твой брат сам может о себе позаботиться. Ты думаешь, что помогаешь ему, а сам учишь его зависеть от других людей. Думай лучше о себе, а? Расслабься. Может, это все репетиторство виновато? Оно высасывает твою карму.
– Да оно, в общем, даже не отнимает у меня много времени. Вот только когда я вижу, как люди выбрасывают деньги на ветер, у меня крыша ехать начинает, не знаю…
– Это банкротство истинно научных ценностей.
Ной не сразу нашел что ответить. Табита была его неизменным антагонистом, и это подбавляло им сексуального драйва, но ему частенько приходилось сосредоточиваться на том, чтобы ее не обидеть. Он заторопился: он терпеть не мог, что ей удавалось заставить его усомниться в собственных убеждениях.
– Не знаю, как насчет банкротства, но, в общем, да. Эти ребята даже не собираются готовиться. А раз уж это все-таки самый главный экзамен в их жизни, их родители ищут другие способы. И находят. За год репетитор поможет этим ребятам добрать триста, четыреста баллов – это ничего. Кого примут в Принстон: парня из деревни, у которого 1800, или парня с Манхэттена, у которого 2200?
– Никого, – фыркнула Табита, – 2200. Помилосердствуйте. Шанс есть у всех – будь ты из Мичигана или из Джорджтауна. И совсем все не так плохо, как ты говоришь. Принстон примет, самое большее, сотню абитуриентов с Манхэттена. Придется твоим ученикам сражаться друг с другом.
– Но ведь без этого теперь никак, – сказал Ной. – Придется потягаться. А я всего-навсего прихожу к ним на два часа один раз в неделю и вдалбливаю им в головы кретинские правила, которые никогда в жизни им больше не пригодятся. У них нет времени на домашнюю работу, потому что все сто минут они зазубривают за мной возможные варианты ответов к главному тесту. Я всего лишь помогаю им набрать неестественно высокие для них баллы за отдельно взятый короткий отрезок времени. Я для них то же самое, что допинг для спортсмена.
– Ну так что же ? Значит, ты не бодренькая училка в маленьком домике из красного кирпича, – сказала Табита, – и не профессор пока еще, а бизнесмен. Я же не имею ничего против моего банкира или друзей, которые занимаются консультированием, ну и что с того, что ты делаешь это ради денег? Оно себя оправдывает – вот и славно. Тебе платят кучу денег, да притом ты узнаешь уйму потрясных сплетен о людях, которых каждый рад ненавидеть. Супер.
– Господи, – сказал Ной, – это же очень грустно, Таб. Вот этот парень, Дилан, я для него в каком-то смысле как отец.
– Ты не отец, – ввернула Табита, – тебе восемнадцать можно дать. Кузен – куда ни шло.
– Не важно, – не согласился Ной, – я его друг. Я – все, что у него есть. И это большая ответственность.
– Он в восторге, что у него есть такой друг, – подмигнула Табита и пробежала рукой по его спине.
Ной решительно повернулся к ней; ему хотелось, чтобы Табита поняла глубину и серьезность его чувств. Он залпом допил пиво.
– Я жулик.
Табита скользнула рукой Ною под рубашку, погладила его поясницу.
– Ты не жулик, ты игрок. И это круто.
Рука Ноя забралась под резинку ее тренировочных штанов, он ощутил ложбинку между ее ягодицами.
