И добавил с отчаянием в голосе:
— Она, эта женщина с изменчивым лицом, настоящее чудо. Такие, как она, редко появляются на свет. Ей просто цены нет!
— Я знаю, — с готовностью поддакнул я, и радость захлестнула меня при одном только воспоминании об Арсиное. — Ведь я держал ее в своих объятиях.
— Да при чем тут это? — усмехнулся старик. — Как бы ни была она сложена, она всегда покажется тебе божественной, ибо ее этому учили. Наука эта не столь уж и хитрая. Но вот ее изменчивое лицо — это просто чудо. Она становится тем, кем хочет, такой, какой хочет, и добивается цели, к которой стремится. К тому же она не глупа. Клад, а не жрица!
— Её ум мало меня занимает, — ответил я, глядя на звезды. — Но в остальном ты прав, совершенно прав. Она достойна своей богини.
Жрец умоляюще воздел опутанные сетью вздувшихся вен руки:
— Ее всегда посылали к карфагенянам, сицилийцам, тирренам и грекам. Нет такого военачальника или тирана, которого она не смогла бы уговорить подчиниться воле богини.
Я стиснул зубы при мысли о тех мужчинах, что побывали в объятиях Арсинои, полагая, что им явилась сама богиня.
— Ну, хватит, — буркнул я, — о ее прошлом я слышать не желаю. Я беру ее такой, какая она есть. Я уже дал ей новое имя.
Старик рвал на себе волосы. Потом он открыл рот и собрался позвать на помощь.
— Остановись! — воскликнул я. — Подумай, что ты делаешь! Разве ты не знаешь, что меня ждет, если здесь появится стража? Смотри, не рассерди меня.
Он стоял, широко раскрыв рот, в котором дрожал и поворачивался язык, но не мог издать ни единого звука. Потрясенный, я долго смотрел на жреца и наконец понял, что это — проявление той силы, которая таится в глубине моего существа. А ведь его сила только что чуть не поразила меня! И я громко расхохотался.
— Закрой рот и разговаривай, как прежде, — сказал я дружелюбно.
Он громко сомкнул челюсти, похлопал себя по щекам и провел языком по губам. Как ни странно, он не передумал:
— Если я позволю тебе забрать ее отсюда, меня ожидают большие неприятности. Лучше бы ты ограбил храм и стащил все жертвенные дары. Что бы я напридумал, мне все равно не поверят. Ведь мы живем в просвещенное время и, между нами, жрецами, говоря, богиня уже не посещает свое святилище, чтобы объявить свою волю, а поручает это жрецам.
Он сидел, покачивая головой и задумавшись. Наконец на лице его мелькнула довольная улыбка и он сказал:
— Единственное, что тебе остается, — это увести ее отсюда такой же голой, какой она появилась на свет. Ей нельзя будет забрать с собой ни единой вещи, принадлежащей жрице богини. Уведи ее силой и потихоньку, а я закрою на это глаза и только через несколько дней скажу, что она пропала. И пусть тогда подозревают всех чужих, гостящих в Эриксе. Если же она вернется, то сможет сказать в свое оправдание, что была похищена против воли.
— Она не вернется, — сказал я уверенно.
— Если она вернется, — упрямо повторил старик, — то со временем, набравшись опыта и поумнев, снова сможет надеть на себя драгоценности богини… Возможно, все то, что случилось сегодня, случилось по воле самой богини. А иначе ты не сумел бы пробраться сюда, ибо был бы ослеплен ею.
Он помолчал и добавил:
— Ты навсегда лишишься покоя, чужеземец. Я не говорю сейчас о том, что ты восстановишь против себя Карфаген и все сицилийские города. Нет, я говорю только об этой женщине, которую ты так страстно полюбил. Если даже ты и не принадлежишь к смертным, у тебя все равно есть тело, и оно станет отныне жестоким твоим мучителем.
Он захохотал и погладил бороду, а потом посмотрел на меня, зло ухмыляясь.
— Ты не ведаешь, что творишь, — сказал он. — Богиня заманила тебя в свои сети и, когда ты в полной мере осознаешь это, ты поймешь, что лучше бы тебе умереть.
Но его слова лишь разожгли мое желание, и я снова почувствовал блаженное жжение сетей богини. Я не мог больше ждать.
— Арсиноя, — прошептал я. — Арсиноя!
— Ее зовут Истафра, — сердито уточнил старик. — Почему бы тебе не запомнить это имя? Что же до меня, то рано или поздно я умру, хотя хотелось бы, конечно, умереть как можно позже. Так вот, дело как раз в том, что день моей смерти уже не за горами, так что мне безразличны ваши с ней судьбы. Зря я нынче тратил свои силы. Зря вставал со своего мягкого ложа. Делай, что хочешь, меня это не касается.
