Турмс Бессмертный - страница 29

Я снисходительно слушал его, думая, какой слабый человек Микон. Себя самого я считал сильным.

Но обо всем этом я позабыл, пока мы плавали в финикийских водах. Было полнолуние, и мы носились по морю, как разъяренные псы Артемиды, убивая, грабя и пуская на дно корабли. Вскоре наши суда, нагруженные богатой добычей, отяжелели и сделались неповоротливыми. Финикийцы зажгли вдоль всего побережья сигнальные костры. В тяжелом бою нам удалось протаранить и потопить два финикийских сторожевых корабля, которые застигли нас врасплох в открытом море. В сражении полегло много наших людей; еще больше было раненых. Меня же словно защищал невидимый щит: я не получил ни одной царапины.

Воины стали поговаривать, что видят тени умерших, взывающие об отмщении, которые бродят ночью по нашим кораблям. Да и днем, бывало, море и воздух вокруг наших кораблей темнели без видимой причины.

Дионисий старался задобрить погибших, принося им жертвы. В остальном же счастье не отвернулось от него: море и волны почти не потрепали наши суда, и лишь после стычки со сторожевым кораблем финикийцев они дали течь, так что нам пришлось заделывать пробоины.

Но когда над горизонтом взошел тонкий серебристый серп молодого месяца, Дионисий сказал:

— Довольно искушать судьбу, тем более что у нас больше нет места для добычи. Я не так жаден, чтобы продолжать грабить, теряя подвижность кораблей. На этом наше плавание окончено, пора позаботиться о сохранении нашей жизни и добычи. Повернем же на запад, и пусть Посейдон поможет нам пересечь бескрайние морские просторы.

Дионисий оставил в живых некоторых проводников с захваченных кораблей, которым были ведомы Дальние моря, хотя не слишком доверял им: ведь у финикийцев считалось тягчайшим преступлением, если кто-то сообщал чужим сведения о морских путях, береговых знаках и ветрах. Фокейцы ликовали; Дионисий же густо намазал кровью лик, руки и ноги бога на носу своего судна и приказал принести в жертву всех пленных, а кровь их вылить в море. У моряков жертва — обычное дело, не то что на суше, поэтому никому и в голову не пришло возражать против этой варварской жестокости. Один только Микон нашел ее чрезмерной.

Дионисий был прекрасным мореходом. Его искусство вести судно в открытом море никак не могло сравниться со скромным успехом, достигнутым в битве у Лады, и заслуживало куда большего уважения, чем разбой в финикийских водах. В пору осенних бурь и ветров, когда другие суда спешили уже укрыться в портах, ему удалось за три недели добраться до побережья Сицилии. Он привел к цели все три наших корабля, ни разу не подходя к берегу, а единственным ориентиром во время плавания ему служили горы острова Крит.

Мы все были больны, от нас дурно пахло, соленая вода разъедала наши раны, поэтому ходили мы по качающейся палубе медленно и с трудом, а наше сознание померкло до такой степени, что нам повсюду чудились хохочущие тритоны и рогатые морские чудовища. Когда, наконец, мы заметили на западе голубоватую полоску суши и убедились, что это действительно земля, многие разрыдались и хриплыми голосами стали требовать, чтобы Дионисий пристал к ближайшему берегу, не обращая внимания на то, кому принадлежат эти места — африканцам или италийцам, и кем они заселены — карфагенянами или греками.

Суда наши дали большую течь, а дело двигалось к зиме, так что даже Дионисий не сумел бы за оставшиеся несколько недель по неизведанному морскому пути добраться до Массалии. Он собрал на совет все корабельное начальство и сказал ему:

— Вон там — громадная гора с клубящейся дымом вершиной. Это означает, что мы находимся у берегов Сицилии. Наша совесть чиста, и мы знаем, что вели честную войну с персами. Однако наше богатство столь велико, что мало кто нам поверит, будто мы захватили все эти трофеи в битве у Лады, а затем сразу отправились в путь, чтобы поискать приюта у наших греческих братьев на западе. Нет, на зиму мы должны обосноваться в городе, стоящем в укромном месте, и купить себе дружбу тамошнего тирана. Три военных корабля и такой отряд, как наш, — это поддержка, от которой не откажется ни один властитель небольшого городка, желающий сохранить свою независимость среди крупных городов Сицилии. Значит, нам нужно добраться до северного сицилийского побережья, и я, друзья мои, хочу, чтобы вы собрали все свои силы и сумели провести наши суда через этот пролив, в котором уже погибло немало смельчаков. Иначе мы потеряем все, что мы с таким большим трудом заполучили.