Поблагодарив старую рабыню и Мисме за угощение, Ксенодот обратился ко мне и сказал:
— Ты только не думай, Турмс, что я притворяюсь. Твоя простая пища и вправду пришлась мне по вкусу, хотя я и привык к большему количеству приправ; твое же вино сохранило вкус земли, так что, когда я пробую и пью его, я вспоминаю ту землю, на которой вырос и созрел виноград. Да-да, я чувствую вкус глины и камней! Ну, а твой жареный поросенок с розмарином был настоящим чудом…
Я сказал ему, что это этрусское кушанье, которое я научился готовить в Фезулах. Не успел я опомниться, как уже рисовал палочкой на земле карту, показывая ему, где лежат большие этрусские города, и рассказывая об их богатстве, о морских путешествиях этрусков и о железных дел мастерах, работающих в Популонии и Ветулонии. Ксенодот слушал внимательно, кивал, а если чего-нибудь сразу не понимал, то без колебаний переспрашивал. Время шло быстро, и Мисме успела сменить наши венки из фиалок на венки из роз.
Когда вокруг распространился сильный розовый аромат, Ксенодот внимательно посмотрел по сторонам и серьезно сказал:
— Мы с тобой друзья, Турмс, и я не хочу ни искушать тебя, ни подкупать. Скажи мне только одно: ты в глубине души стоишь за греков или против них? В зависимости от твоего ответа я буду или молчать, или же доверительно беседовать с тобой.
В Эфесе меня приютили, когда я был ребенком, воспитал меня Гераклит, а за Ионию я сражался в течение трех лет. Я пошел также и за Дориэем, и на моем теле остались шрамы и рубцы от ран, которые я получил в боях за Грецию. Но когда я заглянул в свое сердце, я понял, что успел разлюбить греков — они стали мне чужими, а их нравы раздражали и удивляли меня. Греки слишком болтливы и любят ругаться, они одновременно скептики и ханжи, обожают свары и недостойны доверия, они хитрецы и обманщики, они слишком хвастливы в случае успеха и слишком переживают при неудачах. Нет, я не любил греков и уже не чувствовал себя благодарным им. Их города пожирали друг друга, и они терпеть не могли лучших из своих сограждан и старались изгнать их из своих земель. Только власть тиранов удерживала многих из них от преступлений, а их города — от разгула беззакония. Чем ближе я узнавал этрусков и чем чаще путешествовал по их стране, тем больше я начинал сторониться греков. Римлянином я не был, а мое греческое детство осталось где-то очень далеко. Я был чужаком, пришельцем на этой земле и не знал ничего даже о своем происхождении.
И я заявил:
— Греки, конечно, достойны удивления и поклонения, но, честно говоря, они мне уже порядком надоели; даже здесь, в Риме, они ведут себя довольно-таки бесцеремонно. Греки и греческие города набрасываются на все вокруг себя и уничтожают то, что было до них.
Я сам не знаю, откуда взялось во мне такое ожесточение, но как только я почувствовал его, оно, подобно яду и кислоте, стало разъедать мою душу. Быть может, причиной послужили мои детские унижения в Эфесе, а быть может, я слишком долго общался с Дориэем и устал восхищаться его на удивление греческой натурой. Вот и Микон обманул меня. Даже скифы говорили, что греки хороши тогда, когда они перестают быть свободными людьми и становятся невольниками. Ксенодот понимающе кивнул и сказал: — Я родом из Ионии, но очень привык и к персидскому платью, и к персидскому правдолюбию. Перс держит свое слово и не предает товарищей, а мы, греки, научились обманывать даже своих богов, давая им двусмысленные обещания. Правда, на свете нет ничего черного, что было бы совершенно черным, и ничего белого, что было бы совершенно белым, и когда я служу великому царю, я считаю, что делаю это во благо моего собственного народа. Видишь ли, и Греция, и особенно Афины — это очаг вечных беспорядков. Неудачное расположение этого государства на перекрестке торговых путей приводит к тому, что искры недовольства разлетаются во все стороны. На Сицилии греческие города обошли в торговле финикийцев и тирренов и угрожают захватом Эрикса. Ты наверняка знаешь, что новый тиран Сиракуз Гелон занял Гимеру, прогнал Терилла и нарушил все прежние соглашения о торговле на Восточном море. Отсюда уже только один шаг до захвата Мессины и Регия, и тогда тирренам и карфагенянам уже нечего будет делать в проливе. К счастью, Анаксилай оказал ему сопротивление, хорошо понимая, что он потеряет собственный трон, если согласится с требованиями Гелона и закроет пролив для всех судов, кроме греческих.
