Щель становилась все шире, бежала вверх по стене – к потолку, потом из нее на голову мне начинала сыпаться земля, потолок трещал, и я просыпалась.
Это было давно, и я много лет не вспоминала о своем кошмаре.
Но сейчас вспомнила.
Винтовая лестница закручена тугой спиралью, и впереди я вижу только один полный виток. И новые витки все появляются и появляются…
– А глубоко эти катакомбы? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос не дрогнул от страха.
– Этажей пять, – отвечает папа, и я невольно вспоминаю, что в отеле «Валёр» всего четыре этажа.
– Зачем было устраивать кладбище так глубоко под землей?
– Катакомбы не всегда служили местом захоронения, – объясняет папа. – До того, как стать оссуарием, это была просто каменоломня. Тут добывали камень для растущего города.
– А что такое оссуарий? – спрашиваю я.
– Место, где хранятся кости умерших людей.
Мы с Джейкобом переглядываемся.
– И отчего они все умерли?
– Тела перевезли сюда с других кладбищ, – объясняет Полин.
Перевезли. Значит, их выкопали.
– Ох, не нравится мне это, – снова начинает жаловаться Джейкоб. – Совсем не нравится.
Папа говорит:
– Сейчас в катакомбах хранятся останки более шести миллионов человек.
Я чуть не падаю со ступеней. Должно быть, я ослышалась.
– Это в три раза больше, чем все живое население Парижа, – жизнерадостно добавляет мама.
Кажется, меня тошнит. Джейкоб глядит исподлобья, будто хочет сказать: сама виновата.
Наконец, мы добираемся до самого низа, и Вуаль, как волна прилива, омывает мои ступни и тянет за собой. Я отталкиваю ее, стараясь удержаться на ногах. Джейкоб подходит ближе.
– Мы не будем здесь переходить. – В его голосе больше нет ни намека на шутку. – Слышишь, Кэсс? Не будем. Здесь. Переходить.
Мог бы и не говорить.
У меня нет ни малейшего желания узнать, что там, по другую сторону этой странной Вуали. Особенно, когда вижу то, что открывается перед нами. Я-то думала, что мы окажемся в просторном помещении, вроде гигантской пещеры со свисающими с потолка сталактитами. Или сталагмитами? Никак не запомню…
Но перед нами туннель.
Под ногами грубые камни и утоптанная земля, а стены выглядят так, словно их рыли вручную. С низкого потолка то и дело срываются капли воды. Тут везде темно, лишь кое-где горят электрические лампочки и вокруг них расплываются желтые озерца тусклого света.
– Хм, тут уютно, – замечает мама.
Я прерывисто вздыхаю. Чтобы отсюда выбраться, надо идти вперед, убеждаю я себя.
– А еще, ты не поверишь, можно вернуться на лестницу, – говорит Джейкоб.
Да ладно, думаю я. Где же твоя тяга к приключениям?
– Видимо, осталась наверху, – бурчит он.
Мама и папа идут впереди, и что-то рассказывают, глядя в камеру. Я оглядываюсь назад: Полин внимательно смотрит под ноги, чтобы не наступить в лужицу или в жидкую грязь между камнями.
– Я думала, костей будет больше, – шепчу я ей.
– Мы еще не дошли до гробницы, – объясняет Полин, и ее голос эхом отдается от низкого потолка. – Это пока только галереи. Остались от тех времен, когда у этих туннелей было не такое мрачное назначение.
Туннель вьется и поворачивает, иногда он достаточно широк для двоих, а иногда приходится идти по одному. Вуаль толкает меня в спину, как рукой, вынуждая идти быстрей.
– Знаешь, что хуже места, где водятся призраки? – спрашивает Джейкоб.
И что же?
– Место, откуда нельзя уйти, когда захочешь.
Еще неизвестно, есть ли здесь привидения, – я стараюсь думать это как можно увереннее.
– Как же им тут не быть? – возражает мой друг. – Ты что, забыла Джона Маккензи?
Это был один из шотландских призраков. Он начал бродить по кладбищу и являться людям после того, как вандалы потревожили его кости.
Но может, легенды врут, и он всегда был таким… беспокойным?
– Ага. А здесь все призраки дружелюбные и приветливые, – недовольно бурчит Джейкоб, передразнивая меня, – и просто отлично проводят здесь время.
Мама достает коробочку, на верхней панели которой горят огоньки. Измеритель ЭМП – прибор, которым измеряют колебания электромагнитных полей. Колебания, известные также под названием привидения. Мама включает прибор и водит вдоль стен, но он регистрирует только слабый фон.
