Первое, что он увидел потом, был белый плафон.
Белый круглый плафон. На противоположной белой стене висел плакат с изображением красивой девушки в белом халате и чепчике.
Владимир лежал на больничной койке. Он вспомнил про гетеру и сказал: "А-а…" — Очнулся, — со вздохом произнесла медсестра.
— Где я? — глупо спросил Владимир. У него заплетался язык.
— На небе… — Медсестра опять вздохнула. — Фамилия.
— Кузнечиков. Гм.
— Серьезно?
— Серьезно…
Оглядев себя, Владимир увидел, что от кисти до самого плеча левая рука в гипсе. Что-то тяжелое, липкое лежало и на ключице.
Нестерпимо пахло медикаментами.
Записав возраст, адрес, группу крови и обидевшись из-за просьбы сообщить в институт, медсестра ушла…
Владимир подергал себя за ухо. Вокруг него стояли такие же больничные койки, на койках лежали одинаковые люди с перебинтованными головами, руками, ногами, эти люди потихоньку переговаривались между собой, даже хихикали, и постепенно ему стало невыносимо жаль своего молодого изуродованного тела.
Слезы навернулись сами собой, когда он еще раз оглядел руку и попытался увидеть ключицу. Снова возникла боль — теперь уже несильная и глухая.
И тут он увидел гетеру…
Он спросил у нее: — Ну и что?
Гетера не ответила.
— Как тебя зовут? — повысил голос Владимир. — Ты тут работаешь? Где твой халат?..
Гетера молчала, глядя на него с непонятной улыбкой.
— Что, оглохла? Да?
Палата наполнилась скрипом кроватных пружин, разговоры смолкли. На Владимира смотрели со всех сторон… Он хотел сказать что-то еще, — всем, но сдержался.
Открылась дверь, и в палату вошел милиционер.
Он неуверенно потоптался, потому что именно на него был устремлен возмущенный взгляд Владимира, и представился: — Младший лейтенант ГАИ Прутков…
— … Я по поводу недавнего происшествия, — пояснил он, снимая фуражку и усаживаясь на табурет рядом с Владимиром. — Вы не расстраивайтесь. Рука и ключица. Пройдет… Так вот. — Лицо его поскучнело, уменьшилось. — Сорок минут назад — я пока исхожу из показаний водителя — грузовик 17–06 БТР шел по улице Пушкина, на которую свернул с Дружбы Народов. Через квартал перед капотом автомобиля, движущегося со скоростью сорок пять километров в час, появляетесь вы… Это, собственно, все… Я ожидаю, что вы что-нибудь добавите к сказанному…
— Спросите у нее. — Владимир кивнул на гетеру.
Лейтенант обернулся и долго смотрел на плакат с девушкой в белом халате.
— У кого у нее? У…
— Нее! — Владимир выставил указательный палец…
— У нее, что ли? — Лейтенант показал на плакат.
— У не-е! — Владимир простер к гетере руку.
Лейтенант вздохнул.
— Хватит… Итак. — Он хрустнул фуражкой. — Как получилось, что вы оказались на дороге? Между прочим, вы нарушили правила, потому что пересекли проезжую часть в неположенном месте, и в случае неуважительной причины я буду вынужден наложить штраф…
— Что? — Владимир приподнялся на здоровом локте. — Ну вот она же!.. Иду спокойно по улице, за хлебом. А она — на дороге! Там самосвал, а этой хоть бы что. Стоит, и хоть бы что!.. Я кричу — самосвал! Ложись, кричу!.. То есть… Ну, в общем, ноль внимания… Побежал и из-под самого носа. Вот…
Лейтенант оглядывался то на плакат, то на Владимира, а когда тот кончил говорить, отвалившись на подушку, — подошел к двери и позвал медсестру…
— У него сотрясения мозга не было?.. — Вопрос прозвучал на всю палату.
— Кого! — крикнул Владимир. — Не было! Не верите — не надо.
Человек стоял на дороге. Женщина. Все.
Шер ше ля фам.
— Ричард Третий там не стоял?
— Плевать мне на вашего Ричарда.
— А мне на вашу женщину. Человек или есть или оставляет вещественные доказательства…
Владимир сладко ухмыльнулся, и выговорил по слогам: O-бя-затель-но!..
Лицо младшего лейтенанта Пруткова сделалось багровым.
— За оскорбление личности — ответите, — тихо пообещал он.
Сестра вежливо выпроводила его, и подошла к Владимиру.
— А за оскорбление вещественных доказательств — не сажают! — проорал Владимир… — Выпустите меня отсюда!
— Наблюдайте за моей рукой, — сказала сестра. Она поводила у него перед глазами пальцем. — Вы меня хорошо видите, голова не болит?. Сухость во рту… двоение в глазах…
