Это была приятная статистика, жаль, что я не сумел запомнить всего, что говорил инженер. А записывать на ходу, да еще в шахте, не очень-то сподручно…
Мы шли, где пригнувшись, а где и на четвереньках, по забою, широкому, но — увы! — низкому. Не распрямиться. Впереди рокотал комбайн, вгрызаясь в почти вертикальный угольный пласт. Грохот падающих кусков угля, лязганье транспортера, стук электровоза, притащившего вереницу вагонеток, — тут уж интервью не возьмешь, не поговоришь. Поэтому мы с инженером сидели на корточках в стороне и смотрели на шахтеров.
Работающий человек всегда красив, особенно если он работает с душой, если дело ему нравится. А ребятам в лаве их работа нравилась. Об этом можно было судить по быстрым, но не торопливым движениям шахтеров, по тому, как они что-то кричали иногда друг другу, сопровождая свои слова улыбками, казавшимися ослепительными на их черных от угольной пыли лицах. Когда человек в таком дьявольском грохоте может еще шутить и улыбаться, по-моему, работа ему по душе.
И вдруг умолк комбайн, остановился транспортер. Стало тихо, как перед грозой. Я было встревожился, но провожатый успокоил меня: электровоз утащил полные вагонетки, вернется — тогда снова комбайн заработает.
С машинистом комбайна Аркадием я был уже немного знаком. Он рассказывал, каким образом стал шахтером и как осел в Воркуте. Родился и вырос в архангельских лесах, отец — лесник. Так что детство и юность Аркадия были связаны с привольными северными просторами. Отец считал, что парню есть прямой резон стать продолжателем семейной профессии. Но подростка манили «клады», что находятся под землей, ему хотелось добывать на-гора то солнечное тепло, которое миллионы лет назад накопили леса, а потом спрятала в своих недрах планета. И, окончив семь классов, Аркадий уехал в сорок шестом году в Воркуту, поступил там в горнопромышленное училище, стал врубмашинистом. Здесь и началась его трудовая биография. Потом, когда призвали на действительную, полюбил и море, как раньше лес. Отдал Балтике пять лет, но после демобилизации вернулся все-таки в Воркуту, к которой «прикипел» душой. Хороша тайга, ничего не скажешь плохого о море, а в шахту тянет, как в дом родной. Такая уж это «заразная профессия», как выразился он, что не отпускает от себя.
Я знал, что Аркадий был делегатом XXI съезда партии. Сам этот факт уже в достаточной степени характеризовал его: кого-нибудь коммунисты не пошлют в Москву представлять партийную организацию города. Но мне хотелось подробнее расспросить Аркадия о его жизни. Там, на поверхности земли, это не получалось: свободного времени у Аркадия в обрез: он ведь Но вечерам учится, всяких обязанностей полным-полно.
Потому я решил воспользоваться передышкой комбайнера и задать ему несколько вопросов.
Аркадий снял каску, пригладил ладонью светло-русые волосы, вскинул на меня умные серые глаза. И вдруг озорно рассмеялся:
— Хотите я вам расскажу, как женился? Вы смотрели фильм «Весна на Заречной улице»? Вот у меня почти такая же история. Правда, сорвиголовой, как тот парень, которого Рыбников играет, я не был… Еду я однажды в поезде, девушку встретил, симпатичную. Познакомились… И вот первое сентября, я тогда в девятом классе вечерней школы учился. Открывается дверь — и входит моя знакомая с журналом под мышкой. Голос тихий: я, говорит, буду вести у вас литературу и русский язык, а также назначена вашим классным руководителем. А я сижу и думаю: ну, влип ты, Аркашка! Понимаете, какая ситуация-то получается?
Шахтеры смеются, и мне становится чуточку легче: смех заглушает зловещее потрескивание над головой. Кажется, не выдержат напора тонкие стойки-столбики, вон уже как некоторые из них прогнулись. Вот-вот миллионнотонная кровля поползет, обрушится на нас всей тяжестью. Жутковато…
А Аркадий, как ни в чем не бывало, продолжает рассказывать забавную историю. Какие неприятности пришлось ему перенести от этой учительницы, потому что она требовала от него больше, чем от других.
— Ну, думаю, раз так, то выхода у меня только два. Или бросить школу, или жениться на классном руководителе. Бросать школу нельзя, жалко. Решил жениться. Думал, с мужем-то она не посмеет так: не чужие ведь станем. А вышло, братцы вы мои. еще хуже. То она меня только в школе шпыняла, а теперь и дома покоя нет. Не соврешь, что был занят, не успел поэтому, мол, задание выполнить. Что ни день, то стружку с меня снимает, твердит, что могу лучше учиться, да ленивый больно. Хорошо хоть дочка появилась, не мне одному достается…
