Звоним в полицию. Видно — не мы одни. Минут 10 занято.
Цыгане угоняют лифт со спящим в нем лифтером и вкатывают к нам еще один труп. К счастью, много их в лифт не вошло. Пять или шесть. Удается вытолкать. Народ мелкий. Каталка со съемными носилками в руках профессионалов — оружие удобное. Носилки приподнимаются вверх, снимаются с опор, человек ждет удара в лицо, а в этот момент ты ударом ноги выталкиваешь освободившуюся нижнюю часть каталки вперед. Можно сломать противнику голени. Труп весь залит бензином. Держать в помещении опасно. Вокруг кислородная подводка. Прячем его в кладовке. Кто-то предлагает повесить табличку — склад мертвых цыган.
Отчаявшись дозвониться в полицию, срываем печать на сейфе с наркотиками. Обычно ОМОН после этого приезжает быстрее, чем через 5 мин. Но это на учениях. Ждем.
Из-за дверей крики:
— Доктор, как мой брат? Мне-то можно сказать правду? Как он?
В карманах трупов непрерывно звонят многочисленные мобильники. Цыгане хотят справиться о самочувствии лично:
— Брат, ты как там? На небе?
Звонки раздражают, но рыться в их грязной одежде неохота.
Смотрим в окно, ждем полицию. Вместо нее продолжает двигаться колонна машин с цыганами. Шлагбаум на въезде сметен. Машины загораживают всю площадь. У входа не менее 200 человек. Половина машин ломается. Начинается ремонт и перекачивание бензина. Наряд полиции в бронежилетах идет пешком от трассы. Молодцы, привыкли. Очищают первый этаж. Становятся у дверей. Толпа у входа рассасывается. Из приемного покоя исчезает телевизор — не самая дорогая цена победы. Пропадает даже цыган с переломанной ногой. Как? Трупы прячут до темноты в подвале, ночью их увозят в морг.
Звонок в реанимацию.
— Вас беспокоит дежурный хирург.
— Дежурные хирурги нас постоянно беспокоят. Короче, что хотите?
— Вы не могли бы к нам подойти? Знаете, у нас умерла бабушка, и мы бы хотели…
— Старенькая?
— Да. 89 лет.
— Скорбим… Только чем мы можем помочь?
— Вы знаете, мы тут сомневаемся, вдруг она еще жива.
— Зеркальце поднесите.
— Подносили, все равно сомневаемся.
— Вы что… (слово «идиоты» удается не произнести вслух)? Серьезно зеркальце подносили?
— Ну да. Кажется — не потеет, но вот сомневаемся.
— Тогда пробу Дегранжа проведите.
— А что это за проба?
— Как, не знаете пробы Дегранжа? Ну хорошо, тогда приду, объясню.
Распечатал на принтере пару страничек из любимого учебника по судебной медицине тридцатых годов, отнес. Повесил в ординаторской хирургического отделения.
— Это вам, подарок. Чтобы больше не вызывали по такому поводу.
Раньше ученые творчески подходили к процессу констатации смерти. А вы — зеркальце…
Пьеса шестнадцатая. Гроб в приемном отделении
Вечером захожу в приемное отделение. Молодая женщина поступает с довольно редкой аритмией. Не мое это дело, но терапевт просит совета. Беру историю, ЭКГ, приглашаю больную в смотровую. Открываю дверь, пропускаю вперед:
— Проходите, пожалуйста.
Тетка делает шаг вперед и замирает на пороге:
— Я туда не пойду.
Заглядываю внутрь. Посередине комнаты стоит огромный роскошный гроб. Лакированный, с позолотой. Двойная крышка. Мечта. Не понимаю причину отказа.
— Да нет, вам именно сюда. Смотрите, написано ведь: «Женская смотровая».
Больная стоит на пороге. Чтоб ее успокоить, подхожу к гробу, приподнимаю крышку.
— Смотрите, тут же никого нет. Не бойтесь, проходите.
— Знаете, давайте я завтра приду, у меня это не первый раз, я до утра подожду.
Вдвоем с терапевтом уговариваем больную остаться, зря не рисковать. При этом начинаем понимать, что наличие гроба в приемном отделении не вполне естественно и человек посторонний может понять не совсем правильно. Спрашиваю у доктора, а откуда у вас этот шедевр мастера Безенчука?
— Да ты понимаешь, часов в восемь притащили из ритуального агентства, типа срочный спецзаказ, нестандартный размер, только к вечеру управились. Это для того депутата, что вчера тут зажмурился. В обычный гроб, даже двойной, туша не влезает. Морг уже закрыт, а мужикам-то по фигу. Сгрузили и уехали. Мы только уговорили его в смотровую занести, чтоб посреди холла не маячил. В кладовку не вошел, а в санитарной комнате его держать сказали нельзя, сыро. Лак еще не просох.
