Тучи идут на ветер - страница 2
По распоряжению Зорина эта телеграмма адресату не послана, была пришита к делу.
Помню с детства, по хуторам и станицам Сальщины ходил упорно слух: «Телеграмма Ленина опоздала на полтора часа…» Теперь знаю, что ее не могло и быть.
Приведу еще два документа.
«Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого» (Лацис).
«Не отвлекаться слишком подробным выяснением всех деталей обстоятельств преступления. Если существенные черты выяснены — закончить следствие, ибо дело имеет высокообще-ственное значение. Со временем это теряется» (Розенберг).
Смысл этих слов одинаков. Между тем писались они в разное время и по разному поводу. Первые открыто высказал в печати осенью 1918 года зампред ВЧК Лацис. На что Владимир Ильич тотчас дал отповедь: «…Вовсе не обязательно договариваться до таких нелепостей, которую написал в своем казанском журнале «Красный Террор» товарищ Лацис, один из лучших, испытанных коммунистов, который хотел сказать, что красный террор есть насильственное подавление эксплуататоров, пытающихся восстановить их господство, а вместо того написал на стр. 2 в № 1 своего журнала: «не ищите (!!?) в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом»…» (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 410).
Второй документ — телеграмма Розенберга, переданная в Ростов Смилге по делу Думенко… Весной 1920 года, когда был разбит Деникин, и с учетом того, что постановление ВЦИК и СНК от 17 января отменило применение расстрела по приговорам чрезвычайных комиссий и революционных трибуналов, была ли нужда в такой «директиве»?
Потрясенный, подавленный, Думенко в последнем слове все же выразил надежду: «Пролетариат вернет мне честное имя, а армии — солдата».
Страстная надежда его сбылась. Партия и народ вернули ему честное имя, а Советской Армии — солдата. Сбылись и давние чаяния наших отцов и дедов, тех, кто сломя голову кидался за Думенко в лихую сечу…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАЗАЧИЙ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дорога уводила сквозь майские зеленя в глубокую балку; за нею, пропадая в садах, вольно разметался по лощине хутор. На полуденном солнце масляно лоснились крыши казачьих куреней; в небе, отрезанная от кромки садов струящейся белесью, свечкой желтела колоколенка. У самой балки, на отводе — ветряк; замедленно проворачивались махи. Сине млели манычские плавни; на изгибе речки, в голызине, остро блестела вода.
Заслонившись тяжелой рукой, Макей обождал. Устало погружая босые ноги в. топкую, пышущую жаром пыль, подходила жена. Камнем оттянул ей руки годовалый помощник, первенец; Борисом нарекли.
— Ох, лышенько, нет моей моченьки. Иссохлись все…
Макей, бросив на обочину узел, отцепил от пояса мятый чайник из красной меди.
— Охолонься трошки.
Раскурил трубку, присел на корточки. Обдуваемая ветерком, жена казалась еще выше ростом; выпирали обугленные на солнце скулы, глаза глубоко ввалились. Пригубила из чайника. Заворочался в платке малый. Всунула горластому в рот набрякший пунцовый сосок.
— Не, матушка, скики ни ходи, а приставать десь надо. Белый свет велик. Вот видно хутор, давай напросимось до казаков.
В ответ она нагнула простоволосую голову: куда, мол, иголка, туда и нитка.
До захода солнца просидели на плацу, подле железной церковной ограды. Угрюмого вида казак, по-улич-ному Ампус, а по хуторским бумагам — Никодим Попов, сжалившись над дитем, впустил в плетняной сарай; дозволил взять из прошлогоднего прикладка буг-рового душистого сена майского укоса — под бока, мягче спать.
Управившись, Никодим навестил ночевщиков. Поставил на опрокинутый ящик корчажку парного молока, выложил пшеничную хлебину, а сам примостился на высоком порожке. Выкурив цигарку, разузнал: она ближняя уроженка, с Салу, из слободы Большая Мартыновка; там, у престарелых отца с матерью, своя хата. Он тоже из местных хохлов. Мыкал нужду по Дону и по России. В руках, по словам, задержалось не одно ремесло: и бондарь, и плотник, и по шорному, жестяному делу. Всего довелось перепробовать. Нужда подперла иметь свой угол и кусок для семьи.
