Тщеславие - страница 19

Шрифт
Интервал

стр.

Сергей оставил это название, но в замысел объединил и Женькин ход, и тот, что предложил Дорман - дураков нет: никто из них не скажет, что ход его.

Началось с этого гонорара? Он ведь даже бутылки не поставил Женьке. Дорману он ставить не мог по простой причине: все же помощник председателя, а Дорман хоть и лауреат, но просто автор. Ему и так капает достаточно из кассы кино. Еще он там сценарный планы пишет - Сергей это знал - весьма доходное дело. Совсем не бедствовал. И потом - Женьку он не стал баловать еще трепанет. И вообще, как он убедился, киношников от газетчиков отличают не только джинсы и куртки. Почти все - окончили ВГИК. Или высшие курсы. Сценаристов или там режиссеров. Знали много такого, что газетчикам в тупике страны было не известно. И держаться умели. Ну словно каждый - как минимум Феллини. Он сам раздражался, улавливая нечто, что объединяет этих всех джинсово-курточных, какой-то шарм, другие привычки, другой язык. Хотя никто из них не был ни Феллини, ни Бергманом. Но закон - есть закон: отраженный свет ненамного тускнее первоисточника. Сергей перестал бывать в редакции: там все было исчерпано, к тому же мир кино был сложнее и глубже. Если бы он сразу понял, насколько.

Это - его голова? А рука? Что-то подняло ее и он полетел. На одной руке. Нет, это же рука, а крыло. Неправда, что трудно лететь с одним крылом - отлично даже. Никакого перекоса! Когда научаться делать такие самолеты чтобы с одним крылом могли летать? Ах, милый! Без меня тебе лететь с одним крылом. Он сразу и не заметил, что окружение стало другим. Милый... Милый... Милка была аспиранткой в академии и занималась кино. Двадцать семь. Она почти сразу пошла с ним на контакт. Часто приезжала к нему. А свободные вечера он проводил в Доме кино на просмотрах, куда плебсу путь был заказан. Даже журналистам из молодежки. Из партийной газеты пускали только редактора да заведующего отделом литературы и искусства. Милка очень сильно отличалась от его прежних подружек - была собрана и себе на уме. Все-таки окончила ГИТИС. Папа - управляющий трестом. Ноне он опора семьи. Мама - спец по женским болезням. Это ничуть не хуже, чем зубной врач. Сергей всегда смотрел на Милку сквозь образ Земмы. Да, они похожи. Необъяснимая культура в одежде. Никакого крика, но все гармонично, все им идет. Или потому, что красивы и молоды? И - умны. Хотя Земма, наверное, и не замечала своего ума. И не была резка. Хотя свою точку зрения отстаивала всегда твердо, приводя новые и новые доказательства, пока он не соглашался с нею. Или просто уходила от спора, если он мог вывести на глубоко интимные моменты. Такт. Милка иногда вскрывала все и этим поражала Сергея. Приехала. Бросила сумку. Спросила: "У тебя есть чистое полотенце? - Пойду приму душ". Сергей понимал - не на ферме она была целый день - в академии, под кондиционером. Сказал: "Потом". Но Милка настояла: "Нет, я не лягу в постель без душа. Я же не успела съездить домой - было собрание после работы. Не хочу, чтобы запах нам все испортил". - "Да какой запах, - удивился он. - От тебя?" Он, конечно, хотел сказать, что от нее ничем, кроме Фиджи не пахнет, но Милка была неуклонна: "Ну что ты! Человек - самое вонючее животное. От макушки до кончиков пальцев на ногах - от всего свой запах. Так что не скажи - давай полотенце". Она ушла в душ, а он подумал - не намек ли ей принимать еще раз душ, когда она приезжает? И - точно. Один раз он приехал к ней - родители были на курорте. В ее комнате на столике стоял коньяк, фрукты, шоколад. Они выпили немного. Но когда он подумал, что - время, она отстранила его: "Нет, нет. Сначала душ". Он сказал: "Да я - из дома. Принимал душ. - Мало ли что - ехал полтора чала по жаре. Нет, нет. Только через душ!" - и мягко повела его в ванную.

Вот Земма никогда бы так откровенно не стала бы говорить о человеке. Нет, не умнее. А, может, все-таки - умнее? Хотя Милка... Они лежали с ней в постели - милка перебралась на край: "Покурю. Ты - не против?" Говорили о кино. "Да брось ты - хорошо-плохо. Дело же не в этом..." - А в чем? спросил он ее. Она стряхнула пепел и, повернувшись к нему, сказала: "А то ты не знаешь. Ловчее или нет. Вот и все. Вот ты снимая про своего бабая. Ты что, хоть капельку открыл его мир? Ну, например, какой он с женой в постели. Или думает или не думает где-нибудь в Сочи-мочи снять русскую бабу. А может, и снимал? С такими же раисами. Многие русские дуры отдаются азиатам за деньги на этих самых курортах. А потом еще дома жену бьет, что дает не так, как те мастерицы секса". "Ну - так уж и бьет! Тронь пальцем - сразу побежит в партком - теперь все азиатки грамотные!" - Да я к примеру! А в партком, кстати, не любая побежит. Если ум есть - не побежит. Ведь если накажут, с работы снимут - по ней же это и ударит. По детям. Синекура же кончится. "Так что, мой милый - из всех искусств - самым фальшивым является кино". Сергей узнал новое о Милке - ее статьи в газетах читались как лирические откровения. Ну конечно же: так не банально писать - надо знать суть до первоосновы. Все - игра. Если ты классный артист - никто и не заметит. Разве в той же любви так редко умело охмуряют?" Лили! Посмотрите, какие у меня красивые глаза! Я вам нравлюсь, у?" Ведь так и происходит, только в этой сценке все приоткрыто - требование жанра. А жизни - дурят. Мужчина девочку обманывает. Ее как веточку обламывает. Он сам, правда, редко прибегал к такой игре: почти откровенно предлагал близость, и, если упиралась выставлял вон. Хотя... Знала же - зачем идет на квартиру. И некоторым он об этом говорил прямо, но не грубо - чтобы не вспугнуть, а помочь преодолеть то ли робость, то ли соблюсти правила игры: "Ну зачем тогда пришла? Чтобы расстроить меня? Разумеется! Ну иди сама - разденься, а я приду!" Срабатывало практически всегда, хотя двух или трех - выправодил - уламывать долго не хотелось. Как говорил Роберт: вместо б..... одних мы найдем много других!


стр.

Похожие книги