Джульет протиснулась к буфету, налила себе маленький бокал шампанского и вернулась в угол, к стулу рядом с роялем. Это был последний стул в тройном ряду таких же складных, расставленных у передней стены специально для приглашенных. На обычно невозмутимую Джульет в большом обществе нападало смущение. Она села и стала наблюдать. Заметила, как Макс подошел к Рут и облагодетельствовал поздравительным поцелуем, который та приняла с ангельским терпением. Подруга признавалась, что побаивается Макса. Грег Флитвуд сам был некогда танцовщиком и занимался хореографией. Он прекрасно представлял, как на первых этапах спектакль не склеивается, зато потом обычно приходит в норму. А Макс творческой личностью не был, и Рут оставалось только гадать, что он понимает и чего не понимает в балете. Но в одном она не сомневалась: если ему не глянутся «Большие надежды», гнев падет на ее голову — она рисковала спокойной жизнью и авторитетом. Студия Янча все еще претерпевала перестройку, и ставка на успех постановки была выше, чем хотелось бы Рут. Репетиционное время стоило больше сотни тысяч в неделю. В этом сезоне ожидалась особенно жесткая конкуренция балетных студий Нью-Йорка: Сити-балет работал над большим проектом с Марком Морисом, Балетный театр выпускал многоактную постановку Лара Любовича, в город приезжали на гастроли Кировский театр, Датский Королевский и «Балет Элиота Фелда». Макс, может быть, и хотел бы предоставить хореографу полную творческую свободу, но оба понимали, что провал «Больших надежд» нанесет студии непоправимый урон.
Пока гости подкреплялись, труппа ждала: кордебалет у дальней стены, солисты и звезды по сторонам. Никому из них не пришлось напоминать, что им следует воздержаться от закусок, — ни один танцовщик даже не приблизился к буфету. Они вели себя как обычно на репетиции в свободные минуты — разминали и растирали мышцы, пробовали исполнить фрагменты и детали постановки, подкалывали друг друга и обменивались замечаниями по поводу трудных па. Джульет заметила, что Тери Малоун — на ней были красные колготы и потрясающее белое трико — устроилась в нескольких шагах от рояля и вроде бы занималась своими балетками, но время от времени исподтишка поглядывала на Антона Мора. В самом дальнем углу Олимпия Андреадес сидела рядом со своим квадратным русским товарищем по перекурам. Оба уткнулись в журнал, название которого Джульет не смогла рассмотреть. Райдер Кенсингтон неподалеку работал у станка, его жена, опершись напротив на другой станок, сосредоточенно пришивала ленту к балетке. Харт Хейден, подогнув под себя ноги, раскачивался то вперед, то в стороны. Посреди зала Кирстен Ахлсведе без стеснения вытирала между пальцев ног бумажным полотенцем и при этом умудрялась сохранять выражение холодного достоинства и отрешенности. Антон Мор лежал на спине чуть не под самым роялем, тренировал мышцы живота, а между упражнениями потягивал колу из пластиковой бутылки. Джульет решилась его прервать.
— Антон! — Наклонившись над ним, она пожалела, что у нее такие объемные бедра. — Вы танцевали сегодня потрясающе, даже страшно в замкнутом пространстве — словно в зоомагазине взвился орел.
Красивое лицо потемнело. Антон нахмурился и слегка качнул головой:
— Сцена подслушивания мне не дается. Я там какой-то… как бы получше выразиться? Тонкий, плоский, неглубокий?
Джульет кивала, удивляясь, как точно он выражает свои мысли, но вдруг испугалась, что Антон истолкует ее жест как согласие с собственной оценкой своего выступления. Она собиралась возразить, когда почувствовала кого-то у себя за спиной. Джульет повернула голову и обнаружила, что к ним приблизилась Лили Бедиант. Уголком глаза она заметила, как оживилось лицо Антона. Чувствуя себя ужасно неловкой и неинтересной между двух этих сказочных существ, писательница поспешно распрямилась, так что чуть не сбила коленом бутылку. Та качнулась, но Лили ринулась вперед, успела изящным жестом ее подхватить и так покосилась на Джульет своими фиалковыми глазами, что бедную романистку как ветром сдуло.
Возвращаясь на свое место, она заметила, что после своего блестящего выступления Антон стал явно центром всеобщего притяжения. Вокруг звездной парочки возникло нечто вроде обычно отсутствующего в студии романтического ореола. Лили склонила голову к бывшему любовнику и что-то прошептала на ухо, — наверное, пошутила, потому что лица обоих вдруг осветились, и так сильно, что Джульет не удивилась бы, если бы увидела каскады искр. Что же это за шутка? Сколько потребуется хореографов, чтобы ввинтить одну электрическую лампочку? Но что бы они ни обсуждали, на этом все и кончилось — Лили поднялась и элегантно удалилась.
