Труп Гидеона - страница 152

и бутылкой «Пулиньи Монраше». Он совершенно не чувствовал себя виноватым. И пока он наслаждался этой изысканной едой, случилось нечто странное — он почувствовал себя счастливым. Не просто счастливым, но и обретшим покой. Он пребывал в мире с самим собой. Гидеон прислушался к своим чувствам и с удивлением и любопытством отметил, что чувствует уверенность в завтрашнем дне. Уверенность в своем состоянии здоровья и уверенность в том, что он больше никогда не увидит Алиду.

Как ни странно, эта уверенность, казалось, освободила его. Теперь он знал, с чем столкнулся, и знал, чего у него никогда не будет. Это дало ему свободу последовать совету доктора — сосредоточиться на том, чтобы делать то, что действительно имело для него значение. И помогать другим. Освобождение форели было бы хорошим жестом, но он вынужден был признать, что ужин, который она обеспечила ему, был не меньшим удовольствием. Съесть эту рыбу имело для него некое символическое значение.

В разгар жизни мы умираем…

Это была мудрая мысль — истинная и для форели, и для человека.

За эти три недели он сделал целый ряд других мелочей, которые также имели для него значение. Одна из них заключалась в том, чтобы устроить себе бессрочный отпуск по состоянию здоровья из Лос-Аламоса. И когда его маленькие рыбацкие каникулы закончились, и он снова включил телефоны, среди кучи сообщений он обнаружил одно от Эли Глинна. У него было еще одно задание, и если бы Гидеон решился взяться за него, то Глинн гарантировал ему, что оно будет иметь «большое значение». Гидеон уже собирался отказаться, но вдруг остановился. А почему нет? Он ведь был хорош в этом. Если он хотел помогать другим, возможно, это был его шанс.

Даже его злость на Глинна за то, что тот бросил его, в эту минуту уменьшилась. Гидеон начал понимать, в чем состоит метод работы Глинна — хотя это и было трудно принять в разгар сражения — оказался удивительно эффективен. В том случае он отказался помогать Гидеону, потому что понимал, что в одиночку Гидеон имеет более высокие шансы на успех.

И вот, он вернулся в Нью-Йорк, готовый начать новую главу своей короткой жизни. Он сделал глубокий вдох и огляделся вокруг. Стоял прекрасный выходной день, и парк был наполнен людьми. Он на миг замер, очарованный этой суетой — Доминиканские барабанщики, чьи ритмы наполняли воздух, группа неуклюжих детей в шлемах и наколенниках, катавшихся на роликах, их матери, беспокойно окрикивающие их, пара мужчин в дорогих костюмах с сигарами, старый хиппи, играющий на гитаре и собирающий монеты, мим, подражающий прохожим, фокусник с картами, полицейские, полуспящие в патрульных машинах…

Парк содержал в себе целую вертикаль представителей человечества во всей ее сложности, многообразии и великолепии. Однако теперь здесь особенно выделялись богатство и радость. Нью-Йорк сильно изменился с тех пор, как Гидеон был здесь в последний раз, когда его такси увел пьяный бизнесмен.

Страх террористической атаки, до этого опустошивший город, теперь улетучился, и вернувшиеся люди, казалось, изменились. Они стали более терпимы, сдержаны… и более счастливы. По крайней мере, так казалось.

Город изменился. И он — тоже. «Нам всем нужно иногда напоминать, что по-настоящему важно в этой жизни», — подумал Гидеон. — «Этим людям напомнили. Как и мне».

Все было кончено, страна вернулась к своей прежней жизни. Его собственные проблемы были решены — видеозаписи из USAMRIID, ноутбук Блейна и Дарт, сознавшийся во всем, лежа на своей больничной койке, помогли восстановить его доброе имя. Новака арестовали вместе с другими заговорщиками из Лос-Аламоса, а в рядах службы безопасности провели существенную чистку. Подстава была изобличена, Чолкера теперь воспринимали как невинную жертву заговора. Глинн вмешался и помог устроить все так, чтобы истинная драматическая роль Гидеона осталась в секрете, и для него это было критически важно. Если бы он прославился, это бы полностью разрушило его и без того короткую жизнь — слава героя была ему ни к чему, как и его портреты в каждой замшелой газетенке. Это был бы кошмар.