Старший сын моей матери Алексей Баталов летом пятидесятого окончил театральный институт и был принят в труппу Художественного театра. Его наверняка тоже бы арестовали, и Бог весть, как бы потом сложилась его судьба.
Мне в ту пору было 11, а младшему брату Борису – 9, мы с ним, по всей вероятности, попали бы в детский дом…
На восьмидесятой странице Вы приводите еще один документ из того же чекистского ведомства – “агентурное донесение, датированное 23 ноября 1958 года: “Объект большую часть времени проводит в Москве, живет у Ардовых, летом предпочитает дачу в Комарове, построенную для нее Литфондом…””
Этот донос я прочитал не без чувства удовлетворения. Мне припомнилось, как 7 марта 1966 года мы с Иосифом Бродским побывали на кладбище в Павловске и, убедившись, что там хоронить Анну Андреевну невозможно, сообразили, что она сама в “Приморском сонете” указала место для своего погребения:
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов еще светлее,
И все похоже на аллею
У Царскосельского пруда.
Так вот, оказывается, неведомый стукач в пятидесятых годах был тех же мыслей, что и мы с Бродским, он писал об Ахматовой: “Часто ходит на кладбище, расположенное в полутора километрах от дачи. Такое впечатление, что подыскивает место для себя”.
А теперь я позволю себе предложить Вам некое дополнение. В Вашей книге довольно много внимания уделяется “Реквиему”, Вы пишете о мюнхенском издании этой вещи и о том, как она расходилась в самиздате. Мне представляется, что кое-кому из Ваших читателей было бы небезынтересно узнать, каким образом “Реквием” начал распространяться, и тут я прибегну к автоцитате (Монография о графомане. М., 2004):
“У меня есть грех перед Ахматовой, но она мне его при жизни простила. Грех этот заключается в том, что из-за меня “Реквием” стал распространяться в списках.
В шестьдесят втором году Анна Андреевна, наконец, решилась записать эти стихи, которые, по ее собственному выражению, до той поры “лежали на дне ее памяти”. Я и раньше слышал кое-что из этого цикла в ее чтении, но мне не удавалось запомнить ни одного стихотворения целиком.
Когда “Реквием” был записан, Ахматова никому не давала его переписывать, а только разрешала читать свой собственный экземпляр где-нибудь в соседней комнате. Однажды, когда к ней пришел какой-то гость, я попросил стихи почитать и успел переписать их, пока визитер у нее сидел.
“Реквием” списал у меня мой учитель и почитатель Ахматовой – профессор Александр Васильевич Западов. Через несколько дней к Анне Андреевне пришел редактор из издательства “Советский писатель” Виктор Фогельсон. Когда Ахматова показала ему эти стихи, он сказал, что знает их, – видел у Западова. Анна Андреевна сейчас же сообразила, каким образом “Реквием” мог попасть к Александру Васильевичу.
После ухода Фогельсона у нас последовало объяснение, но сравнительно легкое и непродолжительное, так как Ахматова сама уже склонялась к тому, чтобы показать стихи в какой-нибудь журнал. “Реквием” сейчас же был послан в “Новый мир”. Там его печатать не решились, но зато сотрудники переписали его для себя.
Как и следовало ожидать, вскоре после этого “Реквием” вышел в Западной Германии, Анне Андреевне доставили экземпляр мюнхенского издания. И всякий раз, когда она брала эту книгу в моем присутствии, произносила бытующую на Ордынке цитату из Зощенки:
– Минькина работа.
На машинописном экземпляре “Реквиема”, подаренном мне, Анна Андреевна сделала такую надпись:
“Михаилу Ардову – стихи, которые около четверти века лежали на дне моей памяти – чтобы для него вновь возник день, когда они стали общим достоянием.
Анна Ахматова”.
Вы цитируете очерк Сергея Бондарина, он описывает очередь у магазина на Кузнецком мосту, в которой ранним утром стояли жаждущие купить “Бег времени” – последнее прижизненное издание Ахматовой. К этому я могу кое-что добавить.
Вполне возможно, что Бондарин наблюдал скопление людей у магазина, который именовался “Книжная лавка писателей”. На первый этаж там пускали всех желающих, а на второй, где продавались самые дефицитные издания, могли заходить лишь члены Союза писателей и их доверенные лица.
