Разговор с Дерюгиным меня насторожил. А не пустил ли корни пресловутый «телеграф» в других частях и подразделениях? Собрали мы политработников, секретарей партийных и комсомольских организаций, обрисовали, так сказать, текущий момент и задачу, которую выполняет 16-я армия. Тут же порекомендовал сделать то, о чем шла речь и в мехкорпусе: накоротке провести собрания коммунистов и комсомольцев, позаботиться о том, чтобы в каждом вагоне были агитаторы, регулярно доставлялись газеты, устраивались их читки. И, конечно, чтобы решительно пресекались разного рода домыслы, вздорные слухи.
Нет, разумеется, во всей нашей политической работе мы вовсе не умаляли остроты международной обстановки. Более того, подчеркивали, что, кстати, делалось тогда во всей Красной Армии, серьезность переживаемого периода, не скрывали и вероятности войны, которую могли развязать против нас империалисты. Вести пропаганду иначе — значило бы снижать бдительность воинов, их готовность в любой момент, если потребует Родина, выступить на ее защиту. Боец должен быть морально подготовлен к тому, чтобы, когда понадобится, сойтись с врагом лицом к лицу, и убаюкивать его миротворными речами, тем более в той тревожной обстановке, было бы не только неразумно, но и преступно.
Внешне в жизни нашей 16-й армии будто ничего но изменилось. Воины несли караульную службу, отрабатывали тактические задачи, упражнения стрельб, укрепляли свою идейную закалку. Короче, текли обычные учебные будни. И лишь опытный глаз мог приметить особую активность, охватившую войска в связи с передислокацией.
В эшелоны грузились только ночью. Части поднимались по боевой тревоге и отправлялись на полустанки и разъезды. Наши войска, как правило, размещались тогда вблизи железной дороги, и личный состав, закаленный трудными учебными походами в суровых условиях Забайкалья, совершал марш-броски быстро и организованно.
Первыми погрузились, как я уже говорил, части 5-го механизированного корпуса. Командовал им генерал-майор И. П. Алексеенко — человек волевой, распорядительный и храбрый, проявивший героизм и воинское умение еще в боях на Халхин-Голе.
За несколько минут до отправки эшелонов на разъезд прибыли командующий войсками Забайкальского военного округа И. С. Конев, член Военного совета Д. Л. Гапанович, работники штаба. Крепкие рукопожатия, добрые советы, пожелания:
— Больших вам успехов, товарищи, в боевой и политической подготовке на новом месте!
Но где оно, это «новое место», мы не знали. А потому строили разного рода предположения, догадки…
Между тем дело шло своим чередом. Вот уже отбыла на запад 57-я отдельная танковая бригада, погрузилась 152-я стрелковая дивизия. 3 июня отправился последний эшелон. В нем следовали артиллеристы, штаб и отдел политической пропаганды.
Первый этап передислокации был завершен. Трудно выделить соединения, части, подразделения, которые тогда особенно отличились, или назвать отстающих. Все действовали одинаково организованно, слаженно, показали высокую боевую выучку и дисциплинированность. Такое не могло не радовать: значит, наша напряженная работа не прошла даром, увенчалась первыми успехами. Появилась твердая уверенность: если придется вступить в бой с врагом, откуда бы он ни появился — с запада или востока, воины-забайкальцы сумеют с честью выполнить свой долг перед социалистическим Отечеством.
Это важно подчеркнуть, ибо существовала наша 16-я армия всего лишь одиннадцать месяцев. Своим рождением она была обязана XVIII съезду партии. В решениях этого съезда, как известно, с особой силон подчеркивалась настоятельная необходимость укрепления оборонной мощи Советского государства. Поэтому о том, как происходило формирование 16-й армии, при каких обстоятельствах получил я в нее назначение, расскажу несколько подробнее.
