Погиб Иван Сидорович Колосов после почти двухнедельных боев в тылу врага. О том, как это произошло, он рассказал в предсмертном письме своей невесте Варе Журавлевой. Письмо это нашли уже после войны в поржавевшем, наполовину ушедшем в заболоченную землю танке. Колосов сообщал Варе, что, когда они громили еще одну гитлеровскую колонну, фашистский снаряд пробил боковую броню танка и разорвался внутри. Василия убило, а Колосова тяжело ранило. Так из трех танкистов он остался одни. Превозмогая боль, в сумерках въехал в лес. Ночь провел в муках, истекая кровью. Письмо Колосов заканчивал словами, которые нельзя читать без глубочайшего волнения. Пройдет, писал он, время, люди залечат раны, построят новые города, вырастят сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов…
У одной из дорог Смоленщины ныне возвышается на постаменте советский танк с бортовым номером 12. На нем воевал экипаж машины боевой — Иван Колосов, Павел Рудов, Василий Орлов, воевал так, как умели сражаться защитники древнего русского города на Днепре — до последнего вздоха.
Оставив Смоленск, 16-я армия отошла на восток и встала на Ярцевских высотах. Фронт ее обороны протянулся на пятьдесят километров, в большей своей части по реке Вопь, от которой начинались Хотеновские леса. Река не очень широкая, зато достаточно глубокая. Берега болотистые, поросшие лозняком и ивой. Восточный берег господствовал над западным, низменным, где на холмах занял оборону противник, — он был обескровлен и утратил наступательный порыв.
Геббельсовская пропаганда безостановочно трубила, что, дескать, из немецкого кольца вырвались только отдельные, незначительные группы 16-й и 20-й армий. Обычное хвастовство! На самом-то деле обе армии вышли из окружения организованно, с оружием и техникой, с обозами. Да, в жестоких боях они были ослаблены, но ведь как раз по этой же причине и вражеские войска не могли вести дальнейшее наступление!
В сражении наступила пауза. Мы воспользовались ею для приведения армии в порядок. Военный совет делегировал меня в штаб фронта.
— Доложите там, Константин Леонтьевич, — напутствовали Лукин с Лобачевым, — как можно обстоятельнее о наших нуждах.
А нам многого не хватало. Войска необходимо было снабдить оружием, особенно артиллерией, которой крайне недоставало. Нам нужен был транспорт, требовались продукты питания. В июльских боях и при изнурительном отходе сильно износились обмундирование, обувь лычного состава. Самое же главное, конечно, было в том, чтобы пополнить поредевшие ряды бойцов, командиров, политработников. В первую очередь — командиров и политработников. Когда бывало трудно в бою, именно они шли впереди атакующих, показывая пример мужества и бесстрашия. И первыми падали, сраженные вражеским огнем. Потери были значительные. Скажем, в 675-м стрелковом полку 127-й стрелковой дивизии из всего состава партийного бюро, в котором насчитывалось двенадцать человек, в строю остался только один. А в ротах — ни одного парторга…
Начальник политуправления Западного фронта Дмитрий Александрович Лестев с полным пониманием выслушал мой доклад, все подробно записал. Чувствовалось, искрение хо-:ел помочь нам. Так и сказал:
— Дралась 16-я хорошо, врага била крепко. Что пи защитник Смоленска — то герой. Как таким не помочь!
Между тем наши просьбы удовлетворить в полном объеме было не просто, В стране еще не завершилась перестройка промышленности на военный лад, многие индустриальные районы были оккупированы врагом, а эвакуированные в глубокий тыл предприятия лишь развертывались и набирали силу на новых местах. В общем Красная Армия испытывала серьезные трудности и в вооружении, и в экипировке войск. Тем не менее мы получили многое из того, что просили. Очень обрадовало нас подкрепление артиллерией. Позже мы организовали сбор оружия на местах прежних боев. Специально созданные отряды совершали рейды во вражеский тыл и доставляли боеприпасы, винтовки, пулеметы и даже 37-миллиметровые пушки. Это оружие мы вручали в основном воинам, вышедшим из окружения.
