Григорьев, рассказывая о схватке с Махно, упомянул своего брата Павла. Зарубил его махновский сотник Пивень. Их, Пивней, было два — старший и младший. Служили у Петлюры, затем, поняв, куда клонится победа, перешли к нам. Старший еще долго донашивал петлюровский синий жупанчик. Казаки, изучив его слабость, шутили: «Пивень, конечно, птица не водоплавающая, а водкоплавающая».
В Горловке в феврале 1920 года оба Пивня ограбили шахтерскую кассу. Уличен был младший. В Горловке же его расстреляли. Старший попробовал было взбунтовать казаков. Когда был отдан приказ о выступлении, кое-кто стал шуметь: «Сначала надо похоронить человека». Григорьев скомандовал: «Кто хочет бить Деникина — со мной, кто хочет хоронить бандита — оставайся». Все пошли за комбригом. Спустя неделю в районе Гуляй-Поля старший Пивень перебежал к Махно. Прошло больше года... На поле боя под Хоружевкой махновский сотник Пивень носился на коне с криком: «Даешь Григорьева!» Искал он Петра Григорьева, а налетел на Павла. Зарубил его, но тут же был посечен казаками 1-го полка...
С маковского плато мы вернулись в полк под вечер. У штаба, кого-то поджидая, стоял скучноватый Скавриди. Когда Бондалетов, забрав лошадей, увел их во двор, штаб-трубач подошел ко мне. Кусая губы, с дрожью в голосе сказал:
— Мы думали, что наша беда — это все, а полк — это так себе, мелочь. Сейчас мы поняли: полк — это таки да, все, а наша беда — тьфу, пустячок. И мы не потеряли еще совести своими жалобами портить людям такой праздник. И пусть не думает Прожектор — не клопы мы, а люди! Братва постановила молчать! — закончил Скавриди.
Наконечный из полка уехал. На его место мы нашли скромного и знающего свое дело товарища.
«Подарок» пана Пилсудского
После осенних маневров войска вернулись к местам прежних стоянок. Наш полк снова разместился в Литине и в окружающих его селах. Началась обычная воинская жизнь.
Казаки несли службу, вылавливали в лесах петлюровских головорезов, помогали крестьянам в уборке хлеба. На овсе нового, богатого урожая быстро поправлялись наши кони.
Но осенняя благодать длилась недолго. Нэп и голод в Поволжье вскружили кое-кому голову за кордоном. Науськиваемая Парижем и Лондоном, подозрительно копошилась военщина за Збручем и Днестром. Недобитые паны-атаманы, «рыцари разбойного промысла», вынашивали новые планы вторжения на Украину. В зарубежной печати открыто писалось: «Петлюра готовит поход», «Ему обеспечена помощь Запада». А пан Скирмунт — министр иностранных дел в правительстве Пилсудского — в ответ на предостерегающие ноты Москвы и Харькова заверял, что петлюровщина в Польше не существует, что слухи о новом ее походе ложны.
Тем временем генерал-хорунжий Юрко Тютюнник, как стало известно потом, потрясая письмом Мордалевича, всячески торопил Петлюру:
— Что же, пан головной атаман, будем ждать пока все наши вожаки переметнутся? Волынить, пока большевицкая зараза не заберется в Калиш, Ланцуту, Стрижалково, в казацкие лагеря? Мало Мордалевича, Братовского? Тянуть, пока провалится новый атаман Крюк? С кем мы тогда подымем Украину?
В Тернове — петлюровской «столице» в Польше — Братовский слышал о каком-то таинственном атамане Крюке. Но когда он спросил о нем Чеботарева, тот запретил ему допытываться, кто такой Крюк и в какой зоне он атаманствует. Видать, на эту птицу делалась серьезная ставка, если даже ответственным агентам не положено было о нем знать. «Кто бы это мог быть?» — ломал себе голову резидент пана Фльорека и Чеботарева, рассказывая нам обо всем этом.
Тревога генерал-хорунжего, долго вынашивавшего безумный план похода на Украину, не была напрасной. Сведения с Правобережья говорили о многом. Народ уже давно не слушает призывов самостийников.
Жители Подолии поняли, что новый курс советской политики дает им и мир, и возможность спокойно работать. Все чаще само население вылавливало бандитов или же, как это случилось в Гранове с Максюком, раскрывало их местонахождение.
Некоторым атаманам опротивела паразитическая звериная жизнь. Были среди петлюровских вожаков и выходцы из народных низов. Вскоре многие явились с повинной — Мордалевич, Кундий, Бузлик. Застрелился атаман Лихо. В Богуславском уезде сдался атаман Лапаперда.
