Доброжелатель этот предлагал Паше прекратить свою концертную деятельность, постараться снять все клипы со всех каналов телевидения, очень постараться попросить начальников на всех радиостанциях не исполнять более Пашиных песен в эфире, для чего выступить публично и объявить о прекращении своей артистической карьеры ввиду творческой несостоятельности. Сроку на это давалась неделя. Естественно, Паша не всевластен, какие-то песенки будут еще некоторое время болтаться в эфире. Но время лечит. А вот если Паша попробует «лечить» доброжелателя или вообще от того прятаться, то его постигнет судьба его хороших знакомых Бабетты и Кролика. Они получили аналогичное письмо, о чем можно справиться у родственников. Но совету доброму не последовали, а потому откушали цианида. Это очень неприятно. Для Паши найдется что-нибудь интереснее. Счетчик включился вчера, в двадцать ноль-ноль.
Паша счел это неудачной шуткой тусовки. Им что гибель товарищей, что лажа в клипе — все едино. Лишь бы оттянуться. Веселье — лучшее лекарство во время предчувствия чумы. Паша своей кудрявой головой ощущал ее где-то совсем рядом с территорией пиршества. Когда лучшая певица всех времен и народов вывела его на сцену в новогоднюю ночь во всей его непосредственности и приятной наглости, было сладостно. Теперь стало страшно. «Профессуру» закололи недавно какими-то стрелками в буфете. Естественно, никто не пойман.
Паша все же позвонил в осиротевшее гнездо «профессоров». Письмо действительно нашлось. И хуже всего то, что он должен был лететь туда, где поджидал его, наверное, убийца. В Ленинград. Паша позвонил в милицию. С ним долго говорили, забрали письмо, сказали, что поводов для волнений никаких, преступник почти пойман, загнан и уж никак не решится на новое преступление. Посоветовали Паше нанять охрану и пообещали сами приглядывать. Концерт-то должен был состояться в «Праздничном». Деньги серьезные, и неустойка, если что. Паша несколько успокоился, не полетел, но и билет не сдал. Поехал на «Стреле» втихую, охрану все же взял. Он вообще впал в конспиративное состояние. Номер был ему заказан в «Прибалтийской». Он поселился в «Советской». Из номера почти не выходил, от репетиций отказался, посмотрел только свет и массовку.
Концерт шел нормально и близился к окончанию. По сценарию появились клубы белого холодного дыма и подсветка снизу. Это погнали вентиляторы испарявшуюся углекислоту. Она поднималась все выше, и вскоре скрыла и — Пашу, и легла мягким покрывалом на первые ряды, а машина все работала. До конца номера оставалось секунд тридцать, когда заглушили подсветку и вырубили вдруг прострелы. Тогда-то он и почувствовал на разгоряченной шее металл голого провода, петля сжалась, Паша упал на колени, мотая головой и пытаясь освободить горло, но легко и аккуратно тек электрический ток. Паша не мог оторвать пальцев от бьющейся на нем удавки и закричать не мог, да что толку, фонограмма все продолжалась, смешная и навязчивая. Потом дали свет…
Зверев зарекся смотреть телевизор по ночам. После сообщения о Магазиннике он не стал ждать звонка старшего наставника, а вовсе отключил телефон, чтобы никто не позвонил, пока он ест свои сосиски и пьет кофе с сухим молоком, которое насыпал сверху и не давал тому раствориться. Получалась такая пенка, которую он и втягивал, держал на языке. Потом подсыпал еще.
Для песни «Утренний сеанс» Магазинник переодевался в армейское нижнее белье. Он скакал по сценическому ковру босым вместе с артистами кордебалета, одетыми кто в форму немецких оккупантов, кто просто в одни колготки, а кто в сарафаны с кокошниками. Когда догадались, что с Пашей не все ладно, и Рита Селиванова попробовала ослабить или даже сдернуть провод с его шеи, она получила сильный удар током и закричала. Провод тянулся к ближнему лючку на авансцене, на другом конце заканчивался вилкой, не легкомысленной, бытовой, а основательной промышленной, которая для верности была прихвачена крест-накрест изолентой, а сам провод был захлестнут через крышку лючка, чтобы жертва не смогла выдернуть его, падая. Провод толстый, медный. С другого конца снято примерно два метра изоляции с одной фазы. Если бы Магазинник не скинул перед номером грубые армейские ботинки, в которых куражился обычно, и не скакал по влажному ковру в облаке паров холодного углекислого газа, у него еще оставались бы какие-то шансы, а впрочем, может быть, и нет, так как другой провод, накинутый на лодыжку, вел к разъему заземления в том же лючке.
