— Как, Варенька, ваше самочувствие? Привыкли уже к городским условиям? — усаживаясь на свое прежнее место в качалку, с улыбкой на губах рассматривая Варю, спросил Виссарион.
— Живут и в деревне, — стараясь не смотреть на Виссариона, сказала Варя.
— Да, конечно, живут, но, согласитесь, наш бурный двадцатый век — это век урбанизации, стремительного научно-технического прогресса… Развитие городов, их покоряющее шествие по планете, пожалуй, самая характерная черта нашей эпохи.
— Висса, извини, пожалуйста. Вы беседуйте с Варенькой, а я соберу кое-что закусить и выпить, — сказала Надя, и ее каблучки на этот раз как-то по-особому победоносно прострочили по паркету квартиры.
Минут через десять любопытства ради Надя подскочила к двери кабинета Валерия, прислушалась, о чем говорят Виссарион и Варя.
— Один американский физик, исследуя изначальную сущность ядра… — слышался все тот же четкий, поставленный голос Виссариона. «Что же она-то молчит, Варька? Дурочка, отпугнет будущего профессора своей неотесанностью», — сердясь на сестру, подумала Надя.
А Варя действительно чувствовала себя прескверно. У нее было такое ощущение, что она осиновый чурбак, а перед ней гений. Виссарион обладал странной манерой — он задавал какой-нибудь вопрос и, не получив от собеседника ответа, сам начинал отвечать на него. Он был, конечно, образованный человек, начитанный, поглотивший уйму мудрых книг, но знания, приобретенные им, еще не улеглись, и он чувствовал потребность выговориться. Варя была уже на пределе своего терпения, когда, слава богу, вошла Надя и торжественно провозгласила:
— Все на столе! Прошу заканчивать вашу милую беседу и пройти в столовую.
«Тебе бы такую милую беседу», — с раздражением подумала Варя и заспешила в свою комнатку, чтобы перевести дух от ученого разговора.
А между прочим, за столом Виссарион раскрылся с новой стороны. Он шутил, рассказывал анекдоты и на удивление аппетитно и ел, и выпивал. Ученость и лоск, которые он напускал на себя, сползли, как шкура со змей весенней порой. Он стал проще и приятнее.
Когда приехал с работы Валерий, от Вариного торта «Мичуринский», увы, остались на тарелке лишь яблочные семечки, а в бутылке из-под «Цинандали» бойко резвилась муха. Главная заслуга в этом принадлежала Виссариону, естественно, с участием сестер. Но у Валерия, к удовольствию всех, оказалась в письменном столе «заначка», как он выразился. Он прошел в свой кабинет и вернулся с бутылкой армянского коньяка. Виссарион бурно обрадовался, потер ладонью о ладонь, плотоядно пососав губы, с усмешкой воскликнул:
— Вот это подходящий нарзан!
После ужина смотрели очередной матч хоккея, передававшийся по телевидению из Москвы, и Виссарион засиделся допоздна.
А на другой день был выходной, и Виссарион снова пожаловал.
— Варенька, есть билеты в кино. Идет изумительный фильм «Развод по-итальянски». Двинулись?
Варя заколебалась. Оказаться снова в положении осинового чурбака ей не хотелось, но и упустить такой фильм она не могла. Надя, да и Валерий принялись уговаривать ее.
— Сходи, Тростинка, такие фильмы обычно больше трех дней не показывают.
И Варя пошла.
В кинотеатре было тепло и душно. Вентиляция, вероятно, не работала, а в зале в течение дня состоялось уже пять сеансов. Начинался шестой.
Виссарион зашуршал «молниями» и скинул свою куртку, посоветовав и Варе снять пальто. Почему-то именно теперь Варе припомнился тот памятный сеанс, когда Мишка Огурцов позволил себе непозволительное. Варя скатала свое пальто и, обняв сверток, намертво прижала его к груди. Но тревоги ее были напрасны.
Виссарион поворочался, покряхтел, пошуршал своим заграничным одеянием и успокоился до конца сеанса. Даже ее руку не взял. Сидел как вкопанный.
«Видимо, я ему не интересна, не нравлюсь. И хорошо, и замечательно», — решила про себя Варя. Однако чутье подсказывало, что Виссарион неравнодушен к ней. Да и Надя вчера, проводив Виссариона, с сияющим видом шепнула сестре в ухо, так, чтоб не слышал Валерий: «Ну, Тростинка, жутко ты понравилась! Висса сказал мне: «Очаровательное создание твоя сестренка!»