Ну ни добрый ли гений человечества тот, чей неутомимый мозг смог изобрести джет? Ни дал ли он людям то, что все политики во все времена обещали, но ни на шаг не приблизили, СВОБОДЫ?! Причём, свободы полной, свободы не только от других, но в первую очередь от себя, от страданий своего бренного тела, а что ещё нужно человеку в этом ужасном мире, в который превратилась цветущая и прекрасная некогда Земля. Да снизойдёт на него вселенская слава, да будет имя его золотыми буквами вписано в райские скрижали, пусть в ссудный день для него первого откроются райские врата и пропустят того, кто смог подарить человечеству рай на Земле.
Вот так думали люди, впервые попадавшие в город, вот что такое был для них джет, вот что такое был Нью-Рено, этот самый большой городишко в мире, место абсолютной свободы, бесчисленных возможностей и вечного удовольствия. Так оно и было до поры до времени, пока золотые монеты ещё гремели в карманах туриста. Когда же они заканчивались… Впрочем, люди об этом редко задумывались, а когда такое происходило, их разум был уже достаточно затуманен, и им было уже всё равно. Такие бедолаги селились в развалинах на окраине города, где от домов оставались только куски стен первого этажа или же десятками набивались в подвалы. Ради очередной дозы наркотика некоторые сбивались в банды и пытались нападать на караваны, идущие из города и везущие зелье, но чаще всего такие попытки жестоко пресекала охрана, и кости незадачливых грабителей устилали подступы к городу на многие километры вокруг. Другие же ради получения заветной ампулы шли в услужение, к более богатым и удачливым и там, на положении рабов сутками напролёт исполняли любые самые грязные поручения, чтобы потом вдохнуть живительный порошок и временно забыть о страданиях. Некоторые даже добровольно отдавали себя в качестве подопытных кроликов для испытания новых наркотиков. Обычно ни те, ни другие долго в этом мире не задерживались и их тела также выбрасывались в пустыню на растерзание скорпионам и гекосам. Были, конечно, и такие, что бежали из города, но они либо гибли в дороге, либо джет возвращал их обратно. Те, кого он раньше делал повелителями собственного тела, властителями вселенной, теперь сломленные, безвольные были способны лишь на одно — служить своему единому богу, богу по имени ДЖЕТ.
Ночь, черное небо, подёрнутое слабой дымкой, через которую свободно просвечивают так небрежно разбросанные по небосводу звёзды и луна. Мраморно— бледная, как лицо больного чахоткой с синими пятнами на месте ввалившихся глаз, луна. Странно, как это люди в древности могли её боготворить, воспевать красоту этого ночного светила, считать её покровительницей влюблённых и поэтов. Гипсовая или восковая маска смерти, а отнюдь не человеческое лицо, а если и лицо, то лицо актёра-трагика, на которое не пожалели белил и чёрной туши, чтобы оттенить, резко обозначить морщины, ярче показать страдание. Именно страдание выказывает это лицо, страдание оттого, что вынуждено наблюдать за всей той мерзостью, подлостью, звериной жестокостью, что творят внизу под покровом ночи люди возомнившие себя венцом творения и властителями природы. И как ни пытается страдалица отвернуться, обратить свой взгляд в чёрную бесконечность космоса, а не на грешную Землю, ничего не выходит. Вечно обязана она наблюдать чужие страдания не имея возможности ни предотвратить их, ни поведать кому-либо об увиденном.
Вот и сейчас, не успела ещё тьма как следует укутать землю своим покрывалом, не успели лучи луны и далёких звёзд как следует разредить эту тьму, как в начала литься кровь. Нет, кровь проливалась и днём, и в не меньших количествах, чем ночью, но тогда яркий весёлый солнечный свет придавал убийству видимость благородной победы над противником, можно даже сказать, подвига. Сейчас же, вид трупов, неподвижно лежащих на утрамбованной каменистой почве пустыни, отказывающейся впитывать кровь, не доставлял ничего кроме боли.
Трупов было около двух десятков, все мужские. Тела лежали на небольшом пятачке между склонами двух холмов в беспорядке, часто друг на друге, в тех
