Подошел и учитель, совсем еще молодой, но суровый с виду, сухощавый юноша, одетый что называется «с иголочки»: светло-серый костюм, белая твердо накрахмаленная сорочка и сверкающие на солнце перламутровые запонки.
Сначала он молча смотрел на гардистов. А потом сказал в раздумье, ни от кого не таясь, сказал так, будто находился в классе перед своими учениками:
— Неужели правы фашисты, что словаки — выродившееся и совершенно безопасное для них славянское племя?
Подпоручик, словно кур считавший парней и девушек, недоуменно посмотрел на него. Он пока еще не понял смысла сказанного. Однако дальнейший разговор учителя с окружавшими его людьми насторожил служаку глинковской гвардии. Благообразный старик, словно на похоронах стоявший со шляпой в руке, вдруг огорченно спросил:
— Это что ж, пане учитель, выходит мы уже не народ, а только племя?
— Выходит что так, пан доктор! Просто безропотные рабы! — накаляясь и все возвышая голос, заговорил учитель. — Гитлер считает нас покорным стадом баранов! По дюжине эсэсовцев прислал в большие города, и с нас хватит… — Кивнув на машину, он с презрением добавил: — Вот так же телят увозят на бойню!
Когда толпа глухо зароптала, подпоручик бросил подсчет и направился к учителю.
Чувствуя, что гардист не даст больше говорить, учитель почти закричал горячо и страстно:
— Да, нас не оккупировали! Во главе нас поставили иуду в сутане! Мы пожираем друг друга в угоду врагу. Какой же мы после этого народ? — Он повернулся к гардисту, который уже держался за кобуру. — Ну что вы смотрите на меня? Берите! Везите! За меня вы сразу получите повышение!
— Меня обязывает долг привлечь вас к ответственности, — обращаясь уже не к учителю, а к толпе, ответил гардист и подозвал двух автоматчиков. — Обыскать! В машину!
— Долг! Ха! Перед кем долг? — скептически покачал головой учитель. — Долг перед чужеземцами-захватчиками, извечными врагами Словакии? У честного воина может быть долг только перед своим народом!
Один из автоматчиков уже обыскивал смельчака, тесно окруженного школьниками, которые подняли вопль и визг.
Видя, что дело принимает нехороший оборот, благообразный старик решил вмешаться. Он высоко поднял руку, успокаивая расшумевшихся детей, и сказал подпоручику извиняющимся тоном:
— Господин офицер, пан учитель погорячился по молодости, простите его, пожалуйста…
Но гардист не обратил на эти слова никакого внимания. Напротив, заторопил автоматчиков:
— В машину!
Однако старик не отставал от него со своей просьбой. Доктора Зламала здесь знали все. И он силой своего авторитета хотел помешать расправе над учителем. Встал на пути гардистов, направлявшихся к машине.
Автоматчик, который только что обыскивал строптивого учителя, а теперь вел его, взглянул вопросительно на своего командира. Что, мол, делать? Подпоручик кивнул. И тогда гардист дулом автомата отпихнул старика.
От неожиданности доктор Зламал сильно пошатнулся, хватаясь руками за воздух, и упал навзничь.
Толпа ахнула и хлынула на гардистов. Вверх тотчас взметнулся автомат. Его подняла рука, на обшлаге которой выделялись перламутровые запонки. Всей своей железной массой оружие обрушилось на голову гардиста, свалившего старика.
Так учитель, выхватив у гардиста автомат, отомстил за доктора Зламала.
Ударом пистолета по запястью подпоручик выбил оружие из рук бунтаря. Началась свалка. Пользуясь суматохой, два дюжих парня подхватили учителя и поволокли сквозь разбушевавшуюся толпу. Тот яростно сопротивлялся, пока не понял, что тащили его свои же люди, и не к машине, а в кусты сирени, туда, где начинался городской парк.
Приближалась стрельба всполошившихся гардистов.
— Бегите, пане учитель! Бегите в горы! — оставив его, парни разбежались.
Учитель еще какое-то время раздумывал. Ему казалось неудобным убегать после того, как заварил такую кашу. Но в то же время он понимал, что оставаться на явную расправу нет смысла.
Пусть знают враги, каковы потомки непокорного Яношика! Нет, они — не безропотное племя, они — не рабы.
«К партизанам! — утвердилась в его голове мысль. — Только к ним». Он слышал, что в Горном Турце появились партизаны…
