Пригоршня, поглядев на нас с Шустрым, прошептал:
– Я знал, что военсталы с нашими дела ведут. Но не думал, что так плотно. У них, судя по этому, с командованием даже постоянная связь налажена.
Шустрый немного отполз назад, повернувшись на бок, сказал:
– Это все из-за МАСа. Ну, Министерства по Аномальным Ситуациям. Они же почти весь Периметр себе подчинили, поток артефактов контролируют. Все деньги им идут, хотя военные базы вроде по Периметру и остались, но толку с того… Прикиньте, сколько денег мимо генералов утекает? Поэтому ваше командование с кланами и пытается сблизиться – сталкеры вроде и незаконно за Периметром обитают, но через них тоже можно арты добывать. Если в обход МАСа свой канал сбыта за границу найти и толкать артефакты… Но сталкеры-анархисты вашего брата не любят, а вот военсталы согласны сотрудничать, у них идеология такая: оградить мир от влияния Зоны. Они надеются свои вопросы с помощью армии решить, а армейские с помощью военсталов – свои. Хотя сейчас, я слышал, военсталы начали и с МАСом переговоры вести…
Он смолк, когда Пригоршня вскинул кверху указательный палец.
– Вертушка! Армейская, точно говорю!
Рокот быстро нарастал, и мы с Шустрым вопросительно глядели на десантника, которому самое время было вернуться к своим. Пригоршня неподвижно смотрел перед собой. Потер щетину, нахмурился. Простецкое лицо его напряглось от непривычных размышлений.
Наконец он тихо хлопнул ладонью по земле и прошептал:
– Я тут все думал ночью, заснуть не мог… Ну, пойду обратно, и что дальше? Так и буду служить, шкуру под пули подставлять. Все ж знают, что происходит: большие шишки на артефактах наживают такие деньжища, что скоро всю планету купят. А мы служим… вроде – государству, а на самом деле – им. Зарплата – это анекдот, а не зарплата, так за что я стараюсь? Лучше ты мне, Химик, деньжат подкинешь, артефактов из запаса Фишера… А потом уж я погляжу, как дальше своей судьбой распорядиться. Подкинешь?
– Ладно, – сказал я.
Военный вертолет завис над поляной, развернувшись кабиной к лесу, начал садиться. Военсталы отошли, отворачивая лица от потока воздуха, взметавшего палую листву. Кабмин, присев у потерпевшей аварию вертушки, молча наблюдал за происходящим.
– Отходим, парни, – велел Шустрый. – Только медленно и печально… То есть тихо и незаметно.
Мы попятились ползком, развернулись и, низко пригибаясь, отбежали в лес под прикрытием кустов.
– Теперь быстро за мной! – Сталкер резво потрусил впереди, часто оглядываясь. – Плохо будет, если военсталы нас…
Он остановился, я едва не налетел на него, отскочил в сторону.
– Что?! – выдохнул подбежавший Пригоршня.
– Гравицапа впереди. Видите, слева от того кедра?
Я пригляделся. Возле старого корявого дерева был виден круг прижатой к земле травы диаметром примерно в метр. По сторонам она торчала к небу, как ей и положено, а в круге травинки будто прибиты сильным ветром, но не колыхались – застыли густым темно-зеленым ковром.
– Молодая аномалия, слабая, – пояснил Шустрый. – Большие гравицапы бывают такого диаметра, что этого ядра и не увидишь. Вступил – и башкой в землю, а может и совсем сплюснуть, кости поломать. Так, за мной давайте, тут обходить немного.
Сзади доносились голоса – кажется, военсталы вместе с прибывшими армейцами шли следом, причем быстро.
– Странно, – сказал я. – Засечь нас, когда мы отступали от поляны, они не могли. Мы тихо совсем двигались.
– Ты о чем? – не понял Пригоршня.
– О том, что непонятно: почему почти сразу после приземления армейского вертолета вся эта компания поперлась за нами?
– Да нам быстрее линять надо, а не философию разводить: почему, отчего…
– Думать, Пригоршня, иногда полезнее, чем делать, – возразил я.
По широкой дуге мы обогнули аномалию, и потом Шустрый снова перешел на бег.
– Жалко, не достались нам стволы из вертушки, – на ходу сказал он. – Да и я почти пустой… Плохо это, в Зоне – и без оружия!
По лесу бежали недолго – деревья расступились, открыв большой пустырь. На другой его стороне торчала вышка ЛЭП, которая издалека выглядела как-то странновато.
Голоса позади стали не слышны, и сталкер немного сбавил темп, но на шаг не перешел. Пригоршня несся рядом со мной, далеко выбрасывая длинные ноги. На ходу пропыхтел:
