В два движения он стащил с трупа кевларовый мягкий броник, прикинул на себя, пробормотав:
— Тебе уже не пригодится, а мне еще жить и жить… — Механически наклонился, подобрал автомат и только тогда услышал:
— Эй, помог бы!
Голова Али торчала из люка мусоропровода; локтем она зацепилась за край, другая рука с зажатым в ней пистолетом свешивалась вниз.
Гончаров сделал шаг к ней.
— Сзади! — выкрикнула девушка, попыталась вскинуть оружие и в то же мгновение, не удержав равновесия, исчезла в люке.
Гончаров рухнул на пол, разворачиваясь, как винт по резьбе, поливая пространство сзади нескончаемой очередью. Пули отбросили человека к стене, но Олег продолжал жать спуск, пока голова противника не разлетелась на части. Одним движением сменил магазин, зажал ремень автомата в зубах и, придерживаясь за шнур, нырнул в люк мусоропровода.
Грохнуло, шнур дернулся, вырываясь из рук, и Гончаров полетел в темный провал…
Сначала он услышал слова. Потом изображение словно сфокусировалось.
— С мягкой посадкой. Как ты меня не прибил — не знаю!
Гончаров встряхнул головой. Все произошло слишком быстро. Он помнил только режущую боль в ладонях, потом — удушливый удар и темнота.
— Я что, выключился?
— Совсем ненадолго.
— А что произошло?
— Да тут пламя как даст, видно, труба газовая где-то не пережила твоих шалостей с тротилом. Сколько там было?
— Грамм шестьсот…
— Вот. Это ж прямое хулиганство. Слушай, я навернулась тоже крепко. Но — осознанно.
— Погоди. Как ты успела снизу влезть обратно?
— А я вниз и не спускалась. Закрепилась на этаж ниже. А потом — грохнуло! На нашем этаже заслонка от мусоропровода вылетела, как дверца из мебели фабрики «Красный партизан»! Страшно мне что-то стало, я и полезла обратно.
— Спасибо.
— Не за что. Что делать-то будем? Гончаров усмехнулся, втянул носом воздух, стряхнул с лица налипшую луковую шелуху.
— Выбираться из этого дерьма.
Кудрин замер на месте. Сверху сыпались осколки разбитых стекол; гулкое эхо взрыва еще гуляло по подъезду, а он чуть не грохнул оземь ставшую ненужной рацию… С ним оставалось двое боевиков. Неужели, остальные погибли? Или… Или здесь действует та же спецгруппа, что поваляла бойцов генерала Кравченко и мочканула его самого самым душманским образом?
Растерянность Кудрина, пусть она была и мгновенной, не укрылась от боевиков.
— Накомандовал, мусор? — процедил сквозь зубы один, надвигаясь на Кудрина.
Второй тоже глядел волком.
Кудрин чертыхнулся: в случае возникновения подобной ситуации в боевой обстановке с бойцами любого элитного подразделения он бы попросту застрелил обоих и по всем статьям был бы прав, теперь же… Для этих ребяток он был не кем иным, как ссученным мусором, особистом, к которому и отношение соответственное. И все же навыки выживания оказались сильнее: движение было скорым и неуловимым, в его руках оказались пистолеты; два выстрела слились в один, и обоих волчар отбросило к стенам: стрелял Кудрин всегда в голову.
Теперь нужно уходить. Чисто. Автархан не простит. Ну да. Не простит, если выживет. А шансов на выживание у Миколки Порфирьевича в этой заварухе куда меньше, чем у него, Кудрина. Смыться и залечь. Утро вечера мудренее, а самое мудрое в его теперешнем положении — исчезнуть и объявиться чуть позже, на стороне победителя. А победителей, как известно, не судят.
Все эти мысли проскочили в лысой, как шар, голове Кудрина в долю секунды; он настороженно двинулся вниз по лестнице: нужно забраться в подвал и выходить уже из крайнего подъезда… Опасливо озираясь на входную дверь, Кудрин легонько спускался по ступенькам… Холодный металл автоматного ствола уткнулся прямо в затылок. Кудрин почувствовал, как вся спина разом покрылась липким потом, но рефлексы снова сработали однозначно: Кудрин как бы поскользнулся, голова ушла с линии ствола, он нырнул вниз, подав руку назад — захватить самое уязвимое место противника. Когда он понял, как ошибся, было поздно: рукоять пистолета обрушилась ему на голову, и бетонный пол полетел навстречу.
— А еще говорят, женщины — слабый пол, — усмехнулся Гончаров, глядя на Алю.
— Ты думаешь, мне не больно? — спросила она.
