Целлулоидные символы красивой жизни. Для целлулоидных кукол, которые и людьми-то быть перестали, превратившись в функции. Жевать, пить, спать, размножаться. Даже страсть, ты слышишь, Крас, страсть и та подменилась похотью! Разве мы убиваем кого-то. Крас? Мы просто отправляем мертвых к их мертвецам. Все это не ново, но так скучно.
Маэстро зевнул, широко раскрыв рот, зажмурившись. Глянул на Краса полусонно:
— Хотя… У некоторых он есть, талант. Талант жить. Их немного. Совсем немного.
Единицы. Да. Талант жить. Гораздо более редкий талант — талант умирать. Его нет ни у кого. Разве только в кино. Людям… Им так не хватает этого таланта, что они его выдумали… Ты представляешь себе, Красавчик? Вы-ду-ма-ли. Как водевиль.
И играют с этим, что детки со спичками. До пожара. До окончания века. До конца.
А почему бы и нет? Сама жизнь так глупа, так однообразна и так скучна, что, право же, совсем не стоит того, чтобы о ней сожалеть… — Маэстро усмехнулся. — По крайней мере, пока живешь…
Автомобиль промчался еще с километр, на скорости прошел несколько поворотов и затормозил.
— Вытряхивайся, Красавчик. Мы приехали, — произнес Маэстро совершенно другим тоном. Взгляд его был скор, глаза блестели, к щекам прилил румянец, и сам он словно стал на десяток лет моложе. Быстро проверил пистолеты, и они исчезли в складках его длинного плаща. — Тебе еще не надоело играть со смертью?
— Разве у меня есть выбор? Или — у тебя?
— Ты прав, Крас. Выбора никогда нет. Ни у кого. И не было. Как говорят французы?
Се ля ви? Такова жизнь? Поза. На самом деле — такова смерть.
Мы их зацепили. — Кудрин положил телефонную трубку.
Да? — Автархан поднял брови. — Кого на этот раз?
Гончарова и девчонку. Улица Новомонастырская.
Где это?
Юго-восточный район.
Что там делает преуспевающий бизнесмен, ныне бомж?
— Отлеживается.
— Нет, погоди, Степаныч. Я что-то совсем непонимающий стал, а после всего… По порядочку, а? В такой ситуации не грех и отмерить всемеро… Во-первых, как Гончаров оказался в ресторане?
— Полагаю, случайно.
— Вопрос второй: зачем он полез в разборку? Снегов его не тянул.
— По глупости.
— Что-то много глупостей, ты не находишь? С чьей-то стороны — глупость, с нашей — трупы. Тогда лучше стать дураком. Навсегда.
— Последние два-три года Гончаров слетел с «коньков». Фирму у него отобрал «Ингма-банк»…
— Это который? Бенин, что ли?
— Нет. Тот — «Икар».
— Развелось их как собак нерезаных. А «Ингма» чей? Что-то я про такой и не слышал.
— Мелочь. Валюту туда-сюда гоняют… Филиал каких-то прибалтов.
— А прибалты чей филиал?
— Николай Порфирьевич, да руки не доходили…
— Нет, ты погоди, Степаныч. Судя по вчерашнему, этот Гончаров — крутой мужик, так?
— Не хлюпик.
— Так что же, он дал обобрать себя каким-то задротам?
— У него нелады с семьей приключились. Запил. А у нас как? Если водка мешает работе, бросай такую работу. Он и бросил. Вместе с деньгами.
— Не понимаю… — покачал головой Автархан.
— Честно? Я тоже. Ну да эти афганцы — сплошь контуженные на всю голову и ниже.
— Врешь, не все. Сколько поднялось…
— Да? И где они теперь? Вот эти контузии им и помогали «строить и жить» в первые постперестроечные годочки… А потом, как нужно стало мозгами думать… Кто — в запой, а кто — под камушек…
— Не любишь ты служивых, а, Степаныч? Сам-то по кабинетам задницей терся…
— Не всегда, — ответил тот резко.
— Не обижайся. Это я к слову. Выходим на завершенку: твое резюме по Гончарову?
— Неудачник. И в бабах, и в делах. Как только что приключилось, сник, запил. А тут — разборка. Привычный способ сбросить стресс — пострелять. Девку под мышку и ноги в руки. Да и девка, надо сказать, красивая. Сейчас припухают. Думаю, ублажает спасителя из рук супостатов минетом.
— Складно врешь. Лысый пожал плечами.
— Адрес верный пробили?
— Да.
— Слушай… А почему эта «Ингма» его не завалила для верности, а?
— А зачем им?
— Не… Старый я стал совсем… Лады, — Автархан подобрался, посуровел. — Решение будет такое…
Телефон на столе запиликал приятно и зазывно. Автархан помедлил, снял трубку, поднес к уху:
— Слушаю.
— Автархан, ты что, вообще забурел? — вроде бы шутейно зазвучал в трубке голос Кондрата.
