— Я сделал ошибку.
— Какую? В чем?
— Я написал рапорт.
— Обо всем, что ты мне рассказал?
— Нет. Просто… Извини, ты права, тут нужно по порядку.
— Валяй.
— После того как у меня состоялся разговор с этим… меченым, было полное впечатление, что друг другу мы не приглянулись. Настолько, что… Короче, со мною могло случиться всякое, как и еще с двумя ребятами, оставшимися от группы…
— Егоров, мне страшно…
— Сейчас-то чего? Но списать меня запросто тоже было сложно: все мы засветились у грушников, а там ребята тоже непростые: заметили все несвязухи, подшили в дело… Конечно, если бы на них цыкнули из ЦК, только… Любые накладки шаг за шагом повышают вероятность рассекречивания операции. А опасность этого рассекречивания я тебе уже разъяснил. Это не значит, что я не был готов к неожиданностям. Но понервничать особенно мне не дали: через пару дней официально, через мой отдел, меня отозвали в Москву. Там со мной встретился некий генерал и изложил все то, о чем я тебе рассказал. О проекте «Снег». И предложил работать в этом проекте.
— Без возможности отказаться?
— Да. Нет, возможность была, но… Закончилась бы она…
— Автомобильной катастрофой?
— Нужды не было. Просто вернули бы в Афган, где бы меня и застрелил безымянный снайпер.
— Тогда же войска собирались выводить.
— Хм… Дело бы мне там придумали.
— Это было бы скверно.
— Еще как. К тому же… К тому же я не забыл пацанов, с которыми провоевал бок о бок полгода. И которых списали как статистов, как груду старого хлама. Короче, я дал согласие. Это была единственная возможность разобраться во всем и рассчитаться. За ребят. Очень мне не понравился тот, со шрамом. Но больше я его не встречал.
— А этот, кто с тобой в Москве беседовал?
— Он еще опаснее. Неторопливый и сонный, как африканский гиппопотам. И взгляд у него участливый, словно он говорит не с человеком, а с собакой.
— С братом меньшим.
— Похоже на то. Да, согласие я дал достаточно энергично, кивая головой, как и положено правоверному…
— А разве ты не правоверный?..
— Знаешь, несколько лет войны сильно вправляют мозги. Любому. Война — такая штука, что расставляет все по своим местам. Людей тоже. И еще — на ней наживаются. Многие, очень многие. Деньги на крови растут быстро, как бурьян, и поэтому прекратить войну, любую, куда труднее, чем начать.
— Ты стал доверенным человеком?
— Не сразу. Прошел множество тестов, проверок, меня поводили п.0 высоким кабинетам на Старой площади, чтобы проникся… Цирк-то у нас был цирк, а… Как тебе сказать… По сути, меня вербовали в этот проект очень грамотно, словно прозелита — в касту особо посвященных… И будь это год семьдесят восьмой, я бы вербанулся вчистую, но… — Егоров замолчал, прикурил сигарету. — На дворе был восемьдесят девятый. Да и… Точно. Война здорово вправляет мозги. Особенно такая, на которой одни подыхают, другие процветают.
— Разве бывают войны другие? Егоров помрачнел:
— Наверное, нет. — Он сделал долгую прощальную затяжку, одним движением затушил сигарету в пепельнице.
— Так чем ты занимался эти три года? — спросила Наташа.
— Это рассказывать долго и нудно.
— А что? У нас ведь есть время.
— Это действительно неинтересно. Одно тебе скажу: за три-четыре последних года сложилась система производства, переработки, перемещения на Запад наркотических веществ. Прекрасно отлаженная система. И контролируют ее вовсе не Комитет, не ЦК, а…
— Узкий круг ограниченных лиц?
— Да. Со своими боевиками, со своей собственной структурой… И еще вот что…
Это была не моя епархия, но… Через связи с криминалами создана система распространения наркотиков в России и во всех республиках Союза. И если раньше это были легкие наркотики типа анаши, то теперь…
— То есть ты хочешь сказать…
— Да. Группа, задействованная в проекте «Снег», давно является никаким не подразделением Комитета, это просто-напросто криминальная структура. С невероятно высокой степенью взаимодействия, потому что ее костяк составили оборотни, предатели, получившие прекрасную подготовку в одной из самых совершенных спецслужб мира. Для нашей страны это опасность. Непосредственная.
Близкая.
