— Насть… Но ведь люди — не крысы…
— Не-а. Многие — куда хуже, — Хуже… Да и… Знаешь, как не хочется порой быть умнее?
— Знаю. Уж поверь мне, знаю. Я пока Женьку своего нашла, всякого нахлебалась.
Все по той же бабьей дури. А он пусть и не идеал, и наорать сгоряча может, и собак спустить — я не обижаюсь. На самом деле он добрый и очень сильный. По характеру. За ним — как за железным занавесом. В хорошем смысле этого слова. Вот у меня подружка есть, еще со школы. Галька Высоцкая, гуляет от мужа как заведенная. «Почему?» — спрашиваю. А она отвечает: «Скучно». А я вот тебе скажу: просто не любит она своего Андрея, да и мужа держит за мешок с деньгами и за ширму одновременно. Со школы такая была: чтобы все внешне было тип-топ, а за «ширмочкой» этой — твори что хочешь! А он ее любит. Такие дела. Сергеева закурила, выдохнула.
— Ладно, что-то я тебя завоспитывала, как старая свекровь «любимую» невестку!
Глебова, а ты чего по телефону не отвечала?! Я же тебе названивала незнамо сколько! Отозвалась бы, а то пропала девка, и все тут.
— Да я только сегодня догадалась на автоответчик переключить и на громкую связь.
— Слушай, а виски и мускат ты так в одиночку и приговорила?
— Ну.
— Сильна.
— Да я и сама не пойму… Пила, думала: должна от такой дозы давно срубиться, а… Потом даже не засыпала, а словно в яму проваливалась.
— Погоди, Глебова. Давай разберемся. Так кто же тебя все-таки преследует?
— Не зна-ю! — раздельно, по складам произнесла девушка. — Наверное, бандиты.
— А почему?
— Им нужна моя сумка.
— Сумка? Какая сумка?
— Ну, рюкзачок, помнишь?
— Помню. А зачем?
— Не знаю.
— Так отдала бы! У тебя что там, акций «Газпрома» на сто миллиардов?
— Я не знаю, что в этой сумке и где она вообще, ты понимаешь?! Не знаю!
— Прекрати орать.
— Да не ору я. Просто нервы.
— Понятно.
— Сумка пропала.
— Когда?
— Да в «Юбилейном», во время показа. Там же тусовка какая, ты подумай! Только из нашего агентства тридцать человек девчонок, а всего, наверное, под сотню. Если не больше. Два каких-то детских театра, жонглеры с клоунами, какие-то администраторы бешеные, менеджеры из разных агентств, охрана, продюсеры, да еще и хрен знает кто, кого только не было; Меня девчонки предупреждали: не отходи от кучи, кто-то должен за вещами смотреть, а там разве уследишь? Сумочки пропадают, туфли, платья, сотовые телефоны. На таких мероприятиях всегда столько воришек орудует, да и девчонки, наверное, есть, которые крадут. Вот кто-то сумочку и умыкнул, пока я на подиуме была занята.
— В этой сумке точно ничего не было такого?
— Да точно.
— Так. Рассказывай дальше. Как все было.
— А как? Просто. Пришла я с показа, посмотрела, у меня до следующего выхода, в другой коллекции, еще час, пойду, думаю, в буфет кофейку выпью. Стала сумку смотреть — нету! Побежала в буфет, Наташку Сегейкову там встретила, так и так, говорю, сумка пропала. А она пожала только плечами: девки вообще на взводе, у кого туфли умыкнули, у кого — просто деньги. Наша Оксанка к администрации: дескать, так, мол, и так, бригада воров работает, а те только: смотреть, барышни, за вещами надо! Как будто тут усмотришь! Короче, ко всей свистопляске добавились еще какие-то мужички, видно, из того агентства, что взялось этот performance охранять, да еще другие, то ли из милиции, то ли хрен знает откуда!
Впрочем, сначала я не особо переживала, думала еще, найдется сумка, просто взял кто-то из девчонок зачем-нибудь — помадой там попользоваться или… Да мало ли!
Ну, попила кофе, пошла еще один показ отработала, думаю, класс — отдыхать.
Никакой мой рюкзачок так и не нашелся, хотя больше у девчонок из нашей группы ничего и не пропало; конечно, сначала было жалко, все-таки двести баксов стоит, ну да ты меня знаешь — если обо всем жалеть, жалелки не хватит! Решила: нищей я от этой потери не стала, да и вообще добро — дело наживное. Будут деньги — еще куплю. Куда больше было жалко мишку. Помнишь, такой маленький, плюшевый, он еще заводился ключиком, на спине, сзади…
— Ну да. Он у тебя в шкафу всегда стоял. — Вот его больше всего и жалко. Я, дура, мишку с собой как талисман взяла: это же первый мой большой показ. И вот что вышло. Даже не знаю как жалко! Ведь это у меня единственное, что осталось от детства. Которого я не помню. Совсем.
