Но если что и волновало Тею, так вряд ли это было мнение черни. Как и мнение окружающих ее дворян. Она с равной готовностью могла послать на дыбу и свинопаса, чьи хрюшки посмели «не так» взглянуть на герцогиню, и лорда, готовящего заговор. Лордам приходилось особенно несладко, поскольку заговором могло быть сочтено все, что угодно — например, нелицеприятное мнение о госпоже, высказанное шепотом в кругу семьи. Что-что, а осведомители у герцогини были отменные.
Вообще говоря, Тея была лишь немногим более жестока, чем большинство правителей ее ранга. Она отнюдь не считала, что день прожит зря, если никому во дворе Блед-холла не отрубили голову — а были и такие, тот же барон Корфштейн, который устраивал подобные развлечения для себя столь часто, что в один далеко не прекрасный для него день был убит собственными гвардейцами. Скорая на расправу, Тея считала, что казнь — это необходимость, а не зрелище. И если от приговоренного не требовалось получить кое-какую информацию, он отправлялся на встречу с Торном быстро и без особых мучений.
И с соседями герцогиня ладила на удивление хорошо-то есть настолько хорошо, что никто из них, несмотря на немалые богатства замка Блед-холл, не сделал попытки присоединить владения вдовствующей герцогини к собственным. Пограничные стычки, конечно, бывали — как же без них? — но каждый раз скандал тем или иным способом удавалось погасить.
Как ни странно, простой люд свою правительницу, несмотря на ее пренебрежительное к нему отношение, не то чтобы любил, но относился с симпатией. И отсутствие войн, всегда ценимое сервами, и слухи о том, что госпожа временами бывает милостива, — все это способствовало тому, что если баронские заговоры в герцогстве и случались чуть не ежегодно, то холопских восстаний давно уж не было. Да и, кстати, шайки разбойников, заполонившие тракты в иных государствах, в герцогстве чувствовали себя неуютно. Поскольку гвардейцы Теи дули свое пиво недаром.
Сейчас в Блед-холле царило, можно сказать, празд-ничное настроение. Последние годы Тея всерьез увлеклась гладиаторскими боями — и древние законы этих зрелищ соблюдались ею неукоснительно. Пять побед — и удачливый боец получает свободу. Разумеется, на таких условиях многие рабы были согласны попытать счастья, так что школы гладиаторов не пустовали.
Сегодня ожидалось особое представление — необычное, прежде всего, тем, что на арене должны были встретиться не двое, а трое — двое на одного. И то, что эти двое были женщинами, только придавало пикантность предстоящему зрелищу. Сестры-близнецы, Ая и Эя, соответственно Золотая Змея и Голубая Змея, прошли уже через восемь поединков. Но так как они выходили на арену вдвоем, то каждая из них имела на своем счету всего четыре победы. Женщины редкой в этих краях черной расы вызывали огромный интерес у публики. Ставки должны были подняться до небес.
Тем более что противника им подобрали весьма и весьма серьезного. Имени этого раба никто не знал, да и сам он, наверное, давно забыл его. Но вот кличка — Удав — была на слуху. Четыре победы Удава были достигнуты одним и тем же приемом: поверженного противника он убивал голыми руками — душил, сминая гортань и ломая шейные позвонки.
— В этом его сила, в этом же и его слабость, — заметил барон Бэрлиас, пользовавшийся с некоторых пор располо жением герцогини и потому получивший место на трибуне рядом с ее троном. Он долго и нудно передавал Тее и так хорошо известные ей сведения о бойце и, чересчур увлек шись, продолжал рассуждать о том, о чем его не спраши вали. — Да, именно слабость. Он ведь, миледи, старается не убить врага раньше времени, чтобы задушить его на потеху толпе. А враг ничем таким не связан. Удав отлично владеет оружием, но никогда не наносит смертельного уда ра. Я уверен, что сегодня он…
— Вам не кажется, дорогой барон, что пора начинать?поинтересовалась герцогиня. Холода в ее голосе было не сколько больше, чем обычно, и если бы барон не был так туп, он бы понял, что его просят заткнуться. Но он не понял.
— О да, конечно… но я еще хотел бы высказать свое мнение по поводу доспехов, которые были избраны глади аторами для этого боя…
