Жерфо не совсем пришел в себя. Он не понимал, где находится: у себя дома в Париже, в домике на море или у Льетара. Он лежал на жестком полу в темном помещении. Через щели в стенах слабо пробивался свет. Его уши наполнял ритмичный звук. Ему снилось, что он стреляет из пистолета в человека. Подумав, он сообразил, что находится в товарном вагоне железной дороги, и, успокоившись, снова заснул.
Затем дверь вагона приоткрылась немного, но достаточно, чтобы увидеть, что внутри. Между ящиками с надписью на английском "Handle with care" сидел на корточках тип и смотрел на Жерфо. У него была фигура медведя или какого-нибудь другого животного, может быть бобра. На нем был непромокаемый плащ без рукавов, скорее накидка, предназначенная защищать голову и спину, а также рюкзак велосипедиста на спине. У человека, сидевшего напротив Жерфо, не было ни велосипеда, ни рюкзака. Плащ окружал его, как вигвам, и делал фигуру бесформенной. На голове у него была изношенная шляпа-котелок. Его лицо было довольно молодым, но морщинистым, заросшим бородой, грязным, а зубы – гнилыми.
Жерфо тоже выглядел не слишком красиво. Грязь и кровь запачкали лицо, рубашка разорвалась на локте, а брюки – на колене и ягодице. Он был в грязи с головы до ног, ботинки покрыты слоем глины. На голове – ярко-красная ссадина в форме бутоньерки. Кусок кожи с волосами и грязью свисал ему на лоб.
– Вы железнодорожник? – спросил он.
Тип не ответил и продолжал смотреть, посмеиваясь. А может, это было обычное выражение его лица. Жерфо хотел повторить вопрос, повысив голос, потому что шум идущего поезда мог помешать типу услышать его. Но нет, это было маловероятно. Жерфо, чувствуя слабость, промолчал. Вдруг он начал шарить по своим карманам. Обожженная рука причиняла боль. У него болело все тело. Его движения стати лихорадочными. Жерфо посмотрел на бродягу с обидой, недоверчивостью и ненавистью и попытался встать. Бродяга поднялся, отодвинул полу плаща и ударил его по голове молотком. Жерфо упал на пол вагона. Он снова почувствовал, как его собственная кровь течет по коже. Ему не удавалось подняться. Бродяга дважды ударил его ногой по ребрам. Жерфо закричал от бешенства, царапая ногтями пол. Бродяга смотрел на него то ли бесстрастно, то ли ухмыляясь – из-за этой дурацкой гримасы понять было невозможно, – немного наклонив голову набок. Его правая рука была согнута и отодвинута от тела, чтобы не запутаться в складках плаща, и готова снова ударить. Потом он с трудом отодвинул дверь левой рукой.
Жерфо удалось немного изменить позу. Кровь медленно текла по нижней челюсти на подбородок и капала на пыльный пол. Все происходило очень медленно.
– Подонок, – сказал Жерфо. – Мой бумажник... Мои деньги... Моя чековая книжка...
Через открытую дверь были видны медленно проплывавшие верхушки лиственниц. Железная дорога шла по насыпи или по гребню холма, потому что верхушки деревьев были на уровне двери. Бродяга сунул молоток за пояс, двумя руками схватил Жерфо под мышки, подтащил к двери – тот закричал, не веря в происходящее, – и выбросил из вагона. Жерфо зацепился каблуком за угол двери, потом упал животом на насыпь, и от этого у него перехватило дыхание. Он вскочил и отпрыгнул в сторону, как в тот раз, когда его пытались утопить. Он упал между двумя лиственницами, прокатился по склону метров сорок или шестьдесят, ощутил дикую боль в ноге и снова потерял сознание.
Ближе к вечеру пошел дождь. Жерфо был уже далеко от железнодорожного полотна.
Его обморок после падения длился всего несколько минут. Он поднялся, удивляясь, что до сих пор жив. События последних дней, наступившие после уютного детства и молодости, отмеченной успешным продвижением вверх по социальной лестнице, выработали у него убеждение, что его нельзя уничтожить. Но в том невероятном положении, до которого он дошел после стольких приключений, Жерфо казалось удивительным, что он еще жив. Собственный образ был навеян Жерфо детективом, прочитанным десять лет назад, и вестерном, увиденным в прошлом году в кинотеатре "Олимпик". Он забыл их названия. В книжке человек, которого страшно изуродовали по приказу главаря банды и бросили потому, что сочли мертвым, потом жестоко отомстил и главарю, и его подручным. В фильме Ричард Харрис, которого Джон Хьюстон бросил в прерии, тоже сочтя мертвым, выжил среди дикой природы, борясь за пищу с волками.