Когда это письмо прочитали перед войском, поляки окончательно взбунтовались и едва Рожинского не убили, насилу он их отговорил. А этих казаков, которые к нам в плен попались, Рожинский послал Маринку догонять. Потому что она будто бы не в Калугу поехала к вору, а к Сапеге в Дмитров.
Воевода Григорий повелел тех казаков накрепко связать и везти поскорее в Троицу к Михаилу Васильевичу. А еще повелел на холме у дороги деревья рубить и строить острожек, чтобы надежнее дорогу охранять.
Караулим дорогу по-прежнему, только теперь уже не в овраге хоронимся, а в острожке сидим, за рублеными стенами. Вчера поймали поляков-сапежинцев, которых из Дмитрова послали за припасами. Напали мы на них всем множеством из засады. Они и защищаться не могли, потому что вовсе не ждали такого храброго и многочисленного на себя нападения. Не успели и сабель достать. Я в том деле был и вместе с товарищами моими ударил смело на еретиков.
Конь у меня добрый, татарский, гнедой масти. Ростом невысок, и может целый день без устали бежать. Но летами он уже не молод, и потому скачет не так быстро, как прочие. Цена такому коню 10 рублей. Польские аргамаки куда дороже, но их надо овсом кормить. Мой же одним сеном, или даже ветками и корой древесной пропитается, а к овсу не привык и не станет его есть, если и дать ему.
Говорю же я коне вот зачем: чтобы не винили меня в робости или нерадении. Когда мы на поляков поскакали из засады, я от товарищей отстал не ради малодушия своего, а ради того, что конь у меня нерезвый. Но была и от меня в том деле польза. Ведь это я научил Григорьевых воинов кричать ясак чудотворный, Сергиево имя. А поляки-то крепко запомнили Троицу — как услышат «Сергиев! Сергиев!», так сразу мужества лишаются, и сердца их страхом наполняются.
В лесу нынче студено, особенно на снегу спать неповадно. Изб-то нам Григорий рубить не велел, говорит, обойдемся, нам здесь недолго сидеть. Ратные люди водкой согреваются, и меня к тому приучают. Я же водки прежде не пивал и поначалу отказывался. Теперь вот отведал. Питье это на вкус горькое, однако нутро от него и впрямь согревается, а сердце веселится. Григорий же Волуев нам много пить не велит и сам не пьет. А поляки водку пьют каждый день и называют горилкою.
Ратные люди постов не блюдут, кроме главнейших четырех, и не чают в том греха.
Григорий сказал, что мы уж тут довольно постояли и пора идти на помощь Куракину. Маринка, сказывают, уже в Дмитрове. У Сапеги там людей с 2000, а еще ждет войска от Жигимонта. Жигимонт-де хочет войско послать против князя Михаила.
Я зуб сломал: в каше попался камень. Зело болит.
Поймали мы гонца Сапегина. Ехал он к Рожинскому за подмогой. Гонец этот с пытки сказал, что посланы, кроме него, еще другие гонцы. Но тех мы не поймали.
Завтра мы идем к Дмитрову; князь Куракин уже там. Сапега встретил его в поле, но не выдержал храброго натиска и бежал с позором, спрятался за крепкими стенами. Польская конница тяжелая; летом-то они сильнее наших в поле, а зимой, когда снег глубок, наши на лыжах быстрее поворачиваются и легко поляков побивают.
Пришли мы к Дмитрову и стали под городом, на горелом посаде, вместе с князем Куракиным. Здесь же и Християн Зомме, а с ним 400 шведов. Город мы обложили со всех сторон, ниоткуда невозможно пройти польским людям, ни запасов подвезти.
Держал нас окаянный Сапега в осаде 18 месяцев, и сколько из-за него, поганого литвина, погибло православных христиан, и даже малых детей, и отроков, и отроковиц! Пусть же теперь отведает осадного житья. Чтоб ему самому от цынги сгнить, собаке.
Город Дмитров невелик, стены имеет деревянные с восемью башнями, стоят же стены на высоком земляном валу.
Ночью сделался великий шум и крик. Принялся я было ратных людей расспрашивать, но они мне ничего не отвечали, только бегали туда-сюда меж костров с воплями. Насилу разузнал я, в чем дело: пришло от Рожинского большое войско Сапеге на помощь, и теперь через наш стан пробивается.
Побежали мы с товарищами к Московской дороге, да уж поздно было: поляки вошли в город, и ворота за ними затворили. А после те люди, что ближе к дороге ночевали, поведали нам, что поляки обманом проскочили. Было-то их мало, всего человек 20, да двое саней с припасами. А шум нарочно подняли громкий, словно большая сила идет. Вот наши-то и обманулись. Теперь, чаю, воеводы усилят стражу, и в другой раз мы так не оплошаем.
