И объявили народу, что называющий себя царевичем есть расстрига Отрепьев. Не все поверили, однако.
Царь собирает войско и посылает против самозванца в Северский край, сам же не решается из Москвы выехать. И была великая битва, и крепко побили царевы воеводы поляков и литву. Тот же ложный царевич сам от плена едва спасся, но нисколько, впрочем, не испугался и не отчаялся, и заперся с малыми остатками войска в городе Путивле. И вскоре туда к нему много изменников и разных воровских людишек сбежалось.
А в это время в Москве царь Борис принимал иноземных послов, и сидел с ними за трапезой по обычаю царскому. И вот после трапезы по малом времени у царя нутро возмутилось, и кровь пошла изо рта и носа, и скончался в муках.
А не таков был царь Борис, чтобы в столь тяжелое для государства время взять да ни с чего помереть. Думается мне, отравили его ядом злые изменники-бояре. Было ведь у него немало завистников, думавших, что он не по праву престол занимает, потому как сами себя они считали ближайшими к царскому корню, и, скажем, вели свой род от младшего брата великого князя Александра Невского. Этим-то боярам самозванец был люб, потому как мыслили его помощью избавиться от Годуновых.
О злой судьбе рода Борисова
По смерти Бориса стал называться царем сын его Федор, шестнадцати лет всего, отрок прекрасный, научен был от отца книжному писанию, разумен и благочестив. И говорили мне, будто на меня он был похож лицом и статью. Быть бы ему славным государем и всей России добрым отцом, но не дал Господь.
А еще была у царя Бориса дочь, Ксения царевна, чудной красы девица, словно дивный цветок на лугу, благолепием сияла. Как и братец ее, любила книги читать и пела хорошо. Но и ей была злая судьба уготована. Правда, теперь все миновало, и даже божией милостью мне, недостойному, случается видеть иногда ее пресветлое личико. Ведь она, Ксенюшка, здесь с нами в Троице нынче сидит в осаде. Но вернемся к прежнему рассказу.
Воеводы Борисовы, что в Северской земле с самозванцем воевали, присягнули было Федору, но в скором времени к ложному царю Димитрию переметнулись, а с ними заодно и все бояре московские. И стали изменники смущать народ на Москве, говоря:
— Пойдем, прогоним Годуновых, они же злодейской лестию царский престол воровски похитили. Пусть правит нами законный государь Дмитрий Иванович!
Возмутился народ, и пошли, ворвались в палаты царские, и Федора с Ксенией и матерью их царицей Марьей схватили и в прежнем их доме, где жили до воцарения, с позором заточили. А ложный Димитрий в великой радости, как победоносец, пришел в город Тулу, и послал вперед себя в царствующий град предателей князей Мосальского и Голицына, чтобы они к его приходу все приготовили. И сказал:
— Не войду в Москву, пока живы царица и царенок, родичи врага моего изменника Бориски.
Князья самозванцеву волю с охотой взялись исполнить, и, придя в Москву, царевича Федора и мать его царицу предали злой смерти, задушили, а народу сказали, что они сами отравились. Царевне же Ксении жизнь сохранили, по тайному гришкиному указу. Участь ее ждала еще горше родительской.
Самозванец, гордыней переполняемый, вступил в царствующий град Москву. Народ же и бояре встретили его с великой честью. А князь Василий Шуйский, царь наш нынешний, при всем народе каялся и крест целовал в том, что он-де не видел Димитрия мертвым, когда ездил в Углич на дознание, а видел другое дитя. Прежде же он, князь Василий, неправду говорил якобы затем, чтобы до времени не открылась Борису тайна царевичева спасения. И было в народе большое ликование.
Этот царь Григорий, ложно называвшийся Димитрием Ивановичем, был с виду неказист и обличье имел простое, не царское: росту небольшого, все тело смуглое и рожа в бородавках. Грамоту знал и в государственных делах был сведущ, с боярами держался запросто, словно и впрямь с малых лет знал все обычаи царские. Воинов своих любил и всячески жаловал. Потешные бои устраивал и сам в схватку лез, о синяках и царапинах на царской своей персоне нимало не заботясь.