У подножия Лиска с отвращением пошла на цыпочках по дуге, обходя лужу кислой блевотины. Там тяжело сопел в пьяном беспамятстве краснорожий детина в роскошной одежке боярина. Худая свинья, подбирая извергнутое, подобралась ближе, объела перепачканные губы, с хрустом отгрызла нос, затем разохотилась, пошла сгрызать уши. Олег передернул зябко плечами, ускорил шаг, но отвратительный хруст перемалываемых хрящей перекрывал пьяные вопли, песни и лай разгулявшихся псов.
Все больше попадалось упившихся вусмерть. Иные еще ползали, на ощупь хватали кувшины, лакали почти что через силу. У одного костра собралась четверка гигантов с вислыми животами, огромная чаша ходила по кругу. Все подозрительно следили друг за другом налитыми кровью глазами, словно шло состязание, кто дольше не свалится мордой оземь.
— Такие никогда не опомнятся, — прошептал Мрак с гадливостью. — Сгинут, но не опомнятся. Ну и хрен с ними! И жаба за ними не кумкнет.
Лавируя между кострами, приближались к темной груде камней. Уже слышались тяжелые удары волн, костры попадались реже, а песни орали только самые выносливые. Остальные спали, блевали, пытались ползти куда-то.
Воздух был влажный, соленый. Таргитай растерянно повторял:
— Это все?.. Так просто?.. Зачем же мучались, планы строили, всю ночь просидели на камнях?
Олег бросил через плечо язвительно:
— Кабы знал, где не надо соломку стелить! Переработался.
— Я всегда перерабатываюсь, — огрызнулся Таргитай. — На кой ляд киммеров рушили? А теперь того и гляди, камешек сгодится разве что на кресало.
— Сплюнь, — вскрикнула Лиска тревожно.
Таргитай плюнул в темноту, Мрак выругался. Олег объяснил ядовито:
— Он уже три дня на палке с дырками не сопел! Это все одно, как если бы Лиска не расчесалась, а ты не подрался.
Ближе к ограде из массивных глыб пировали самые бедные, одетые проще, зато надравшихся было меньше. Больше орали песни, обнимались, клялись в вечной дружбе, дрались, мирились, снова заводили застольные, плясовые, подблюдные, валились и поднимались снова.
Таргитай, заглядевшись на пиршество, часто падал, запнувшись, сталкивался с гуляками. Его радостно хватали, заставляли пить. Дудошник охотно подчинялся, дважды друзьям пришлось силой выдирать его из загулявших компаний, где Таргитай, забыв для чего он здесь, уже плясал с девками непотребного вида.
Неожиданно впереди возник человек огромного роста. Он шел навстречу, в руке держал боевой топор. На нем была звериная шкура, шерсть блестела в лунном свете, всклокоченные волосы стояли дыбом. Лик человека был страшен, глаза горели красным пламенем. Огромный красногубый рот, что в призрачном свете казался черным, внезапно полыхнул пламенем:
— Невр-р-р-ры… Рр-р-р-рад…
Таргитай завороженно смотрел в пляшущие языки огня. Лицо, подсвеченное снизу, выглядело особенно лютым, нечеловеческим. Мрак на ходу снял секиру, набычился, пошел осторожным охотничьим шагом. Олег поспешно забежал вперед, крикнул:
— Ты кто?
— Меня зовут Дикий Остап, — проревел незнакомец. — Но ты можешь звать меня Смерть.
— Что тебе надо?
— Дурень, что надо Смерти?
Он даже не замедлил шаг, топор взлетел в воздух. Руки незнакомца были огромные как бревна. В сторонке остановились подгулявшие, начали подбадривать, кто-то сунулся к Дикому Остапу с мехом вина. Тот небрежно пнул локтем, гуляка отлетел и растянулся как лягушка. Среди любопытных раздался обидный хохот.
— Кто тебя послал? — спросил Олег вдруг.
— Меня послать нельзя, — прорычал Дикий Остап. — Меня можно только упросить!
— Кто это сумел?
— Ваш лучший друг, — сказал с хохотом Остап. — Мардух!
— Лучший друг после Агимаса, — пробормотал Мрак. — И Савиджака… Здешний ты или приблудился в эти земли, но закопают тебя здеся, милок.
Гигант хохотнул:
— Люблю дерзкие речи. Защищайся!
— Опять драка, — сказал Таргитай с тоской. — А совсем рядом — девки, пляски, песни… Дурачье мы!
Богатыри сшиблись, секира и топор взвились одновременно. Олег шевельнул губами, вокруг Остапа вспыхнули серебристые огоньки. По телу Мрака заплясали крохотные красные искорки, тут же топор и секира сшиблись… но ни лязга, ни стука — их разбросало в стороны.
