— Стража, — внезапно произнес Мрак с внезапной тоской. — Охрана, мечи… Наслушаешься с детства о волшебных сапогах-скороходах, ковре-самолете, молодильных яблоках, скатерти-самобранке… И никто не скажет, что сперва надо одолеть горы и долы, сносить сапоги, пролить реки крови… Почему, Олег?
— Если сказать сразу, — ответил Олег невесело, — что ничто даром не дается, мало кто пустится в дальний путь. А поманить легкой добычей, то и Таргитай слезет с печи.
— Понятно, — вздохнул Мрак, его плечи опустились, он выглядел таким уставшим, каким его не видели. — Тогда это еще не все, что видится. Кроме стражи из чародеев нас наверняка ждет еще какая-нибудь гадость.
— Две гадости, — поправил Олег. — А то и больше.
Под кем лед трещит, было написано крупными чертами и резами на унылом лице Таргитая, а под ним — ломится. Если кому две, то ему клади все пять. А то и десять, чтоб жизнь медом не казалась.
— Думай, Олег, — сказал Мрак настойчиво. — Это Тарх чем больше думает, тем хуже. Наше положение не так уж плохо, как кажется, — гораздо хуже. Но когда-то и у нашей козы хвост вырастает!
— Когда-то и рак свистнет, — согласился Таргитай. — И сухая верба зацветет…
Они переговаривались приглушенными голосами. Не столько из страха быть услышанными буянцами, сколько из боязни помешать Олегу мыслить. Волхв уже сел, привалившись спиной к камню, расслабил мышцы и устало закрыл глаза.
Вышли из Леса совсем недавно, напомнил себе Олег. Люди только наполовину. Если бы не изгнание, не узнали бы, что существуют Степь, Горы, Пески, что на белом свете есть и другие люди кроме жителей их лесной деревушки: причудливые и многочисленные, как песок на дне реки.
За время скитаний Мрак сумел остаться человеком, а Таргитай научился складывать удивительные песни. Даже его, волхва, иной раз задевают, а с Мраком невесть что делают вовсе. Оба они, Таргитай и Олег, обросли жилистым мясом, научились сносить удары и бить в ответ, но оборотень не видит, что еще больше они изменились внутри.
Бояться меньше не стал, но в мире, где страх не спасает, научился драться за жизнь. Он ценил ее больше, чем уверенный в себе Мрак или беспечный по дурости Таргитай, потому старался предусмотреть все ямки по дороге, издали различить и пересчитать все камешки. Вещий или не вещий, пусть Мрак острит как хочет, но то ли от страха, то ли еще от чего странного, но иногда возникали странные видения.
Да, он зрел чудные города — дивные и непривычные, трижды плыл на больших лодках под красным парусом, потом те же люди ехали, вспахивая песок, к стенам исполинского города, явно города богов… Затем он, Олег, в воинских доспехах, зачем-то прибивал к воротам града червоный щит… Трижды видел конский череп, трижды тоска и холод заползали в сердце… Но были и красочно-отвратительные картины пиров, великих битв — с древними богами, чудовищами подземного мира, зрел мрачные пещеры…
Он уже знал, как трясти землю, раскалывать скалы и выводить наружу подземные ручьи. Заклятием мог вызвать тучу и метнуть молнию в дерево, терем или человека. Правда, это истощало, словно брали за ноги и долго били по твердой земле, но в седле держался, слабость не выказывал, а птицей парил в небе уже подолгу.
Правда, Мрак и Таргитай не понимают, почему он не пользуется магией на каждом шагу и на каждом вздохе. Чем подолгу бить кресалом, не проще ли шарахнуть в кучу хвороста молнией? Что магия отбирает много сил — ладно, хотя внезапная слабость пугает и ввергает в уныние, но хуже то, что от заклятий идет неслышимый треск: все маги, чародеи и даже простые колдуны, где бы ни находились, слышат и точно угадывают место, где они сейчас топчут землю.
Об их присутствии не подозревают даже полсотни волхвов-буянцев, пьют и орут песни на расстоянии полета стрелы, но едва сотворит хоть малое колдовство, почуют за тридевять земель! Одни пропустят мимо ушей, мало ли колдунов на свете, но кто-то сразу поставит защиту…
Он услышал приглушенный шепот Таргитая:
— Мрак, нам бы поторопиться…
— Куда смотришь? — донесся недовольный голос Мрака. — Нам каменюка надобна, а не бык.
