— Агимас? — предположил Таргитай. — Лискин жених… Савиджак?
Слышалось только частое дыхание амазонки. Мрак медленно пошел к руинам, повернул на спину человека в богатой одежде. В крепко стиснутом кулаке был нож, глаза безумно вытаращены. Грудь и живот были сплошной кровавой раной, словно там вырубывали тупым топором куски мяса.
— Не Агимас, — сказал Мрак угрюмо. — Что-то хуже.
— Что может быть хуже? — спросил Таргитай безнадежно. — Разве что этот неведомый Савиджак.
— Поживешь… если поживешь, увидишь.
— Тогда стоит ли жить?
Все разбрелись по разоренному капищу. Неведомая сила разметала глыбы и бревна, как щепочки, на стенах остались свежие царапины. Похоже, та же неведомая сила в ярости зачем-то била острием меча или копья, высекла глубокие бороздки. Мрак зябко сдвинул плечами: в плотной как гранит древесине он бы такую бороздку вырубывал полдня. Здесь же, судя по царапине, кто-то лишь взмахнул мечом… Мечом?
— Нам повезло, что не схлестнулись с этим парнем, — сказал он хмуро.
— Как утопленникам, — согласился Олег, он вытягивал шею, вслушивался в далекий шум. — Агимас с его сбродом уже у входа!
— А другого выхода нет?
— Здесь вообще нет выхода. Один вход, — объяснил Олег. Он отстранил Лиску себе за спину, взял посох в обе руки, шире расставил ноги. — Придется встречать здесь.
Мрак вытащил секиру. Уши шевельнулись, шум стал громче.
— Когда Лиска сварила в супе лягушку, у тебя вход враз стал и выходом, да еще каким! Агимас жаждет встречи, так пусть же получит!
С секирой на уровне пояса он ринулся в темный провал. Таргитай, не раздумывая, он вообще редко раздумывал, бросился следом. Олег опешил лишь на мгновение, но Таргитай уже исчезал, его Золотой Меч выскользнул из ножен с радостным свистом, рассыпал красные искры, а Лиска едва успела метнуться следом.
Дорогу знали, успели одолеть две трети пути, когда топот десятков бегущих ног превратился из легкого шороха в грохот. Зажатое эхо в страхе металось между стенами. Таргитаю, а особенно Лиске, враги казались бегущими даже по стенам и своду.
Волчьи глаза Мрака не подвели во тьме. Он без крика и воплей рубил направо и налево, в самом деле похожий на матерого волка в овечьем стаде.
Таргитай и Олег дрались тоже молча; кое-как различали надвигающиеся силуэты — догорающий огонь светил врагам в лицо. Те не успевали поднять оружие — падали как под ударами молнии. Лиска уже отдышалась, ее меч иногда поблескивал как одинокая искорка: старалась держаться между Таргитаем и Олегом, те почему-то упорно оттесняли ее назад.
Мрак прорубывался словно косарь в густой траве. Ослепленные враги двигались плотно, грозили задавить массой. Пещера наполнилась криками, лязгом и хриплыми командами.
Уже не скрываясь, Мрак рявкнул:
— На выход, хлопцы! Там эта расцарапанная жаба. Прибьем — в вирые нас ниже спины поцелуют. А Ящер от тоски удавится!
Впереди блеснул и начал приближаться яркий свет. Нанося удары во все стороны, они прорвались к выходу. Мрак уже был залит кровью, на лбу зияла широкая рана, правая рука беспомощно висела, а секиру неловко держал в левой. Теперь свет бил им в глаза, ослепляя и высвечивая их врагам. Таргитай вскрикнул предостерегающе:
— Берегись, зашибу!
Мрак поспешно бросился вниз лицом. Таргитай пробежал по его спине, перед ним и по бокам блистала стена из бронзы, а воздух наполнился вжиканьем и холодным посвистом. Таргитай был мокрый от крови, часто поскальзывался и падал на колени. Олег спешно подхватывал: где проходил Таргитай, сражаться посохом не приходилось.
Яркий свет больно ударил по глазам. Агимас и дюжина телохранителей ожидали в десятке шагов. Там был гребень, сотни его воинов пробегали по вытоптанной до блеска тропе, исчезали в черном разломе.
— Он! — закричал Мрак страшным голосом. — Бей дураков!
Таргитай в три прыжка взлетел на гребень, снес заслон, увидел совсем близко расширенные глаза Агимаса: узнал его Меч, проклятый, не погасло воспоминание о Золотом оружии, священной реликвии киммерийцев!
Таргитай прыгнул к Агимасу, тот отшатнулся, сделал шаг назад. Таргитай невольно протянул руку: ноги предводителя тюринцев оказались на самом уступе коры. Агимас отчаянно взмахнул руками, словно пытался взлететь, вскрикнул, начал падать… Он сам видел, что сорвался в самую глубокую пропасть на свете. Лицо стало белым, а глаза едва не лопнули — обречен, а враг, за которым гонялся по всему свету, цел и смеется!
