Трое суток из жизни оперуполномоченного - страница 16

– И еще – обязанности, – сказал Чернов

В оставшееся до работы время Олег Владимирович составил запрос в Красноярский край, где жил Марусин знакомый. Намереваясь отправить запрос, Чернов был заранее уверен в ответе, который получит. Оттого что подозрение в причастности к краже Маруси Банниковой снималось, Олег Владимирович испытывал какое-то душевное облегчение. Всегда приятно узнать человека лучшим, чем считал его с чужих слов. Еще подумал об Алферове: все-таки дельный человек, а главное, внимательный к людям.

И Олег Владимирович не ошибся.

Задолго до девяти часов Алферов появился в его кабинете, огляделся и спросил:

– Что? Отпустил мою соседку?

– Отпустил.

– Узнал, откуда у нее обновка-то?

– Я все узнал, – упрекнул его Чернов, – а вот ты не знаешь даже, когда у твоих соседок именины. Разве это порядок, товарищ участковый уполномоченный?

– Мне к таким молодухам на именины ходить заказано, Олег Владимирович, – повеселел Алферов. – А то, что я участковый, никакого значения не имеет, потому как у меня жена сама опер!

– Да?! – подивился Чернов. И, подвинув Алферову бумажку, сказал: – Отправляю запрос в Красноярский край насчет знакомого Банниковой, но уверен, что пустой номер. Не причастен он. Так что давай мозгами шевелить в другую сторону. А пока вытаскивай из вытрезвителя своего Мартьянова…

– Ох! – выдохнул Алферов. – Тоже, поди, пустой номер, как вы говорите.

– Что так?

– Так я ведь его от зыбки знаю… Ну, был в свое время человек, семьей жил как полагается. А потом связался с одной бабенкой: маленькая, тощенькая, смотреть не на что. И присох… Не знаю, может, с секретом каким была. Двоих ребятишек бросил! Ну и мотался возле нее с год. А потом, видно, стала и она ограничивать его от питья. Так он собрал ее барахло и самую настоящую торговлю открыл. Взяли мы его тогда, хотели привлекать. И что вы думаете? Та матанька слезами выревела его: сама, говорит, ему все отдала, деньги нужны были. Хоть тресни, стоит на своем. А без пострадавшей какое уголовное дело?.. В те времена он и работал на заводе-то электриком, хорошим специалистом считался. Только все равно вытерпеть его не могли: выгнали за пьянку.

Алферову, видимо, не хотелось идти за Мартьяновым, поэтому он закурил и продолжал рассказывать о своем подопечном:

– А Вишняков наш, хоть и самый старый в горотделе, а про людей мало знает. Да и откуда ему, если сам нелюдим. Он же пенсии ждет – и все. У Кольки-то Мартьянова сейчас руки трясутся, ему щипцами провод и не поймать… Правда, на руку он не чист, все знают. Когда его с завода прогнали, он через какую-то родню устроился на лесосклад в леспромхозе. Там его уж как полагается застукали: пропили с дружком машину леса. Колька, если бы один завяз, не выпутался. А дружок его, шофер, мужик крепкий, взял да и возместил убыток. Документы на скорую руку состряпали, и вышло, что лес купили по закону. Так и миновал суда, хотя на работе после этого держать не стали… В общем, где ни появлялся – везде один конец. На зерноскладе последний случай был года три назад. За кражу мешка зерна привлекли. Так суд его на поруки общественности отдал!

– Ладно. Хватит мартьяновской биографии. Давай посмотрим на него в натуральном виде, – остановил Алферова Чернов.

Тот еще потоптался с минуту в кабинете и только потом со вздохом вышел.

…Николай Мартьянов вбежал в кабинет Чернова торопливо, как будто опаздывал. Он почтительно поздоровался, даже поклонился слегка и сел без приглашения у стола, всем своим видом выражая готовность к предстоящему разговору.

– Трясет? – спросил его Чернов.

– Трясет, – радостно признался Мартьянов, доверчиво хохотнув, словно надеялся, что ему нальют стаканчик для опохмелки.

– И часто так у тебя?

– Нет, – он приложил руку к сердцу. – Честное слово, только сегодня. И то не из-за себя. Всю жизнь, сызмалетства, привык в бане париться, а в вытрезвиловке без спросу ополоснули холодной водой. Ну, это еще можно стерпеть. А потом-то не под стеганое одеяло положили, а под простыню. Сразу и зачакал зубами, как будто к домовому в гости пришел. Теперь неделю не отогреться, честное слово! Господь спас бы от чахотки, а то копыта отброшу ни за что…